В конце концов они составили список, и Эрмин записала все в блокнот.
— Мне кажется, что выбор отличный. Папа, я прочту все сначала: «Золотые хлеба», которая так понравилась слушателям в «Château Roberval», когда я дебютировала; потом «Где-то за радугой» Волшебника из страны Оз, но по-английски. Тем хуже, если сестра Аполлония скорчит недовольную гримасу! Дальше из Саблона. И еще «Голубку», такая прелестная песня! Затем я продолжу песней Люсьен Бове «Говорите мне о любви». И, по твоему совету, я спою оперные арии. Арию Мадам Баттерфляй, «Арию с колокольчиками» из «Лакме» и под конец «Странствующего канадца» и «У чистого ручья», без этого никак, по твоим словам. Что ж, начну репетировать. Сначала мне нужно послушать пару пластинок.
Дом мало-помалу оживал. Мирей приготовила полдник. Затем спустилась Мадлен с детьми, они уселись на ковер, чтобы насладиться музыкой. Лора не замедлила к ним присоединиться. Все смотрели на очаровательную молодую женщину, которая вполголоса напевала, перелистывая ноты, или играла гаммы. Длинные светлые волосы струились по спине. На ней было синее шерстяное платье, оттенявшее лазурь ее глаз.
Живая и грациозная, она была ослепительна.
— Мамочка, ты самая красивая из всех мам! — наконец заявил Мукки.
— Нет, самая красивая из всех сестер! — воскликнул Луи.
Мадлен хотела сделать им замечание, когда в парадную дверь, которую отныне экономка запирала на два оборота, постучали. Жослин пошел открывать. Он вернулся с письмом с черной каймой.
— Лора, это тебе, — сказал он без всякого выражения.
Она взяла у него конверт и отошла к окну, чтобы вскрыть его. Из чистого любопытства Эрмин взглянула на мать. Она увидела, что та сдержала крик и стиснула зубы, чтобы не заплакать.
— Мама, что — плохие вести? — спросила она.
— В чем дело? — встревожился Жослин.
— Жослин, прости, что произношу это имя, но не могу сдержаться, — пробормотала Лора. — Ханс Цале скончался в Лондоне от пневмонии. Он записался в армию добровольцем одним из первых, и ему даже не выпало случая доказать свою доблесть. Господи, как это грустно! Нам казалось, что он вовсе не похож на солдата, правда, Эрмин? Простите, я пойду прилягу.
Лора стремительно вышла, зажав в руке конверт. Жослин последовал было за ней, но, увидев слезы на глазах Эрмин, остановился.
— Я знал его хуже, чем вы с мамой, — тихо сказал он, покачав головой. — Думаю, это был прекрасный человек.
— И превосходный музыкант! — вздохнула молодая женщина. — Я не заговаривала о нем, чтобы не раздражать тебя, папа, но как раз сегодня, сидя за фортепиано, вспоминала о нем. Под его аккомпанемент мне лучше пелось.
Эрмин замолкла, крайне взволнованная. Она ярко представила худощавую фигуру Цале с его светлыми, почти белыми волосами и близоруким взглядом из-за очков.
«Я была с ним помолвлена, собиралась выйти за него замуж, но вернулся Тошан, — вспоминала она. — И потом, Ханс с мамой прожили дружно и счастливо два года… Дорогой Ханс, какая несправедливая смерть!»
Жослин тоже представил себе пианиста. Он даже дрался с ним на перроне вокзала из-за Лоры, которую они оба любили. «Конечно, Цале был в ярости, — подумал он. — Я объявился за несколько дней до их свадьбы, и мое возвращение разрушило их прекрасные планы. Бедный парень, вечно ему не везло. Умереть от пневмонии, пойдя в армию добровольцем…»
Эрмин решила подняться в спальню к матери, ее встревожила острая реакция Лоры. Та, лежа на кровати, зашлась в рыданиях.
— Мама, мне тоже очень больно. Ханс был не только нашим другом, это был большой артист. Прошу, не плачь так, больно на тебя смотреть.
— Твой отец остался внизу? — с трудом выговорила Лора. — Он способен ревновать и к покойному. О, моя дорогая! Не могу выразить, что я чувствую. Мне казалось, что я совсем забыла Ханса, но это известие повергло меня в шок. Ему ведь не было и сорока. Несчастный! После истории с похищением я стала слишком эмоциональна. Эрмин, мы его больше никогда не увидим!.. Я любила этого человека! Это не такое сильное чувство, как то, что я испытываю по отношению к твоему отцу, но я не могу от него отречься.
— Я знаю. Ханс играл существенную роль и в твоей и в моей жизни, — заключила молодая женщина, обнимая мать. — Если бы не война, он остался бы здесь, в Квебеке, и, наверное, не заболел бы. Надеюсь, что в следующие месяцы нам не придется оплакивать близких…
Лора поднялась с кровати, с трудом переводя дыхание. Ее саму удивляла глубина ее переживания.
— Ты имеешь в виду Тошана? — почти шепотом спросила она. — Бог не допустит, чтобы твой муж отправился за океан!
— Я молюсь об этом каждый вечер, — сказала Эрмин. — Мне бы так хотелось, чтобы теперь наша жизнь была светлой! Но я, наверное, оптимистка. Мама, успокойся и скорее спускайся в гостиную. Папа, должно быть, волнуется.
Она вышла из спальни с неприятным ощущением, что ее мать что-то от нее скрывает.
Внезапно на нее нашло затмение.
«Ничто еще не разрешено до конца, — мелькнула у нее мысль. — Поль Трамбле по-прежнему в бегах, он мог уже перебраться в Соединенные Штаты, и Тошану его не поймать. Только его сообщница Альбертина могла бы объяснить нам, что произошло на самом деле. Эта женщина сыграла свою роль, но какую? Этого мы, быть может, никогда не узнаем… А здесь все вовсе не так радостно. Бетти превратилась в собственную тень, Жозеф по-прежнему пьет. Шарлотта утратила свою веселость».
Молодой женщине вдруг показалось, что грозные тени висят над берегами озера Сен-Жан. «Можно считать, что письмо, возвестившее о кончине Ханса, было призвано напомнить мне о благоразумии. Я наслаждалась относительным покоем, но мне следует не терять бдительности, чтобы защитить близких».
Всплыло еще одно воспоминание — о поцелуе, который она подарила пианисту в этой самой гостиной. Тогда было темно, а ей хотелось выказать ему свою привязанность. «Как он был робок! И как деликатен! Боже, сколько я вынесла страданий. А мама действительно имеет право оплакивать его, ведь если бы не вернулся отец, она вышла бы замуж за Ханса».
В расстроенных чувствах она не стала возобновлять репетицию.
Замкнутый Жослин погрузился в газеты.
— Смотри, нашелся кое-кто здравомыслящий! — вдруг громко заявил он. — Во Франции полковник Шарль де Голль разослал восьмидесяти известным политикам и военным меморандум «Явление механизированных войск» с целью предупредить об опасностях, которые наступление нацистской техники навлекает на его родину. И это только начало, я вас предупреждаю!
— Да, месье, — вежливо согласилась Мирей. — Сюда-то к нам немцы не доберутся!
— Ну, мы еще поговорим об этом, когда наступит оттепель, — ворчливо заметил Жослин. — Залив Святого Лаврентия будет просто кишеть вражескими субмаринами!
Экономка пожала плечами, а Эрмин с волнением подумала о задании Тошана. Она с дрожью в голосе тихо воскликнула: «Где ты, любовь моя? Ради Бога, вернись!»