Все это здорово и замечательно, но поди разберись, в конце-то дня. С таким же успехом всему виной могли быть маленькие соски.
Позже тем вечером я заснул так глубоко, что, когда позвонил Джек, первые шесть или семь телефонных сигналов даже вплелись в мое сновидение. Только на восьмом я понял: телефон звонит на самом деле. Несколько секунд шарил по полу и наконец наткнулся на него.
– Не разбудил тебя, часом? – спросил Джек.
– Да ладно, не разбудил бы – я бы тебе не ответил.
– Дьявол, ну извини. Здесь еще только одиннадцать.
Короткое неловкое молчание.
– Так что у тебя случилось? – осведомился я.
– А нельзя просто позвонить поздороваться?
– Можно, конечно. Ты всегда так делал.
– Вообще-то ты тоже знаешь мой номер, – сказал Джек запальчиво.
Джек не желал, чтобы его причисляли к пресловутым знаменитостям, которые позабыли друзей, знаемых во время о́но, и при малейшем намеке, что дело обстоит именно так, начинал обороняться.
– Ты прав, Джек. Просто в последнее время мы оба были немного заняты.
– Тогда у Элисон я видел тебя впервые чуть ли не за год.
– Если не считать дня рождения Линдси, – напомнил я.
– Ах да, – сказал он с неопределенной интонацией, и я подумал, не забыл ли он начисто о том вечере.
– Так ты хотел просто поздороваться? – уточнил я.
– В основном. И убедиться, что не держишь на меня обиды за тот вечер.
– Не держу, – подтвердил я.
– Наговорил тебя всяких гадостей, извини. Я ведь вовсе так не думаю.
– Видимо, кокаин говорил, не ты, – сказал я жестко скрепя сердце.
Но Джек даже рассмеялся.
– Да, возможно, он самый. Ребята, вы мои лучшие друзья и просто пытались помочь, я же понимаю.
Впервые за последний год я будто услышал прежнего Джека. Старину Джека, нашего беспечного балагура. Самый непринужденный и дружелюбный из нас, всегда в ладу с окружающими, он был из тех, кому ничего не стоит найти общий язык со всеми – от швейцаров и продавцов до сокурсников по Нью-Йоркскому университету.
Мы подружились, собственно, потому что в общежитии соседствовали. Однажды на первом курсе, недели через две после начала занятий, Джек проходил мимо открытой двери в мою комнату и увидел, как я пытаюсь передвинуть комод. Тихонько постучал в дверной косяк и спросил: “Эй, дружище, помощь нужна?” Я встречал его и раньше, всегда в компании – воплощение непринужденной уверенности в себе, – и никак не предполагал, что наши орбиты когда-нибудь пересекутся.
Комод оказался прикрученным к стене, мы возились с ним не меньше получаса. После чего Джек уселся на мою постель, откинулся и сказал: “Уф, теперь можно и по «Миллеру»”. Мы спустились в кафе “Вайолет” выпить, засиделись. Так и подружились – легко и просто. Джек вообще ни к чему не прилагал усилий, все получалось само. Приходя на вечеринки, он вовсе не думал с кем-то знакомиться, не прочесывал глазами комнату, пытаясь перехватить взгляд какой-нибудь девушки. Схватит бокал, усядется поудобнее, и женщины сами втягиваются в его гравитационное поле. Ничего сознательного, просто способ взаимодействия Джека с миром.
Однажды вечером вскоре после знакомства сидели в “Красной комнате” – пиано-баре, тихом местечке, куда приходили отдохнуть, и тут зашла Линдси с друзьями, остановилась у нашего столика поздороваться со мной. Я ощутил прилив ребяческой гордости – шикарная девчонка в кои-то веки подошла поприветствовать меня, а не Джека – и смутный страх при мысли, что Джек и Линдси познакомятся. Я не сомневался: эти двое сразу распознают друг в друге родственные души, и тогда о моем существовании вряд ли кто вспомнит.
С тревогой смотрел я, как Джек провожает Линдси взглядом до столика. Не сводя с нее глаз, он спросил:
– Та самая, которую тошнило?
– Ага.
Джек одобрительно покивал:
– Похоже, между вами что-то есть, а, Бен?
– Нет… не знаю, возможно.
В ответ на проницательный вопрошающий взгляд я сказал:
– Мы друзья.
– Друзья, значит?
Он пристально посмотрел на меня, а потом, словно наконец увидев что хотел, тепло улыбнулся и поднял свой бокал с пивом:
– Да, такой друг никому из нас не помешает.
Выпил залпом и добродушно хватил кружкой об стол.
– Послушай, Джек, между нами ничего нет. Хочешь пригласить ее куда-нибудь – пожалуйста, – сказал я, совершенно этого не желая.
– Эй, – ответил он, – давай-ка не будем сваливать все в одну кучу. Она твоя подруга, ты мой друг. Вот и прекрасно. Девчонок вокруг пруд пруди.
Этой нехитрой декларацией Джек дал зарок, который не только успокоил меня насчет него и Линдси, но и каким-то образом определил подлинность нашей дружбы. Многое изменилось в последующие годы, но Джек ни разу не отступил от обязательства, данного мне тем вечером. Мы даже никогда больше не обсуждали это.
– Как дела в суде? – спросил я Джека, засунув трубку между щекой и подушкой и выковыривая из глаза комок слизи размером с шарик для гольфа.
– Отделался штрафом и условным сроком. Может, придется еще сняться в социальной рекламе для “Эм-Ти-Ви”: детки, держитесь подальше от наркотиков.
– Короче, обычная политика в отношении впервые провинившейся звезды.
– Да, это, видимо, уже стандартный сценарий. Я решил пойти ва-банк:
– Джек, а не прокатиться ли нам куда-нибудь? Помнишь, как мы ездили каждый год после экзаменов? Скажем, в Уайлдвуд или в Атлантик-Сити рвануть – отдохнем, повеселимся.
– Лето кончилось, в Уайлдвуде сейчас холодно, – ответил Джек.
– Махнем еще куда-нибудь, хоть в Вегас. Устроим себе отпуск, развеемся.
– Бен, не нужно устраивать благотворительную миссию.
– При чем тут благотворительность, старик? Мне тоже нужен отпуск. Я только что развелся, если ты не в курсе.
– Да брось ты! Когда?
– Два дня назад.
– Вот тебе на! А я ни сном ни духом.
– Мы решили не сообщать в прессу.
– Да иди ты! Элисон могла бы мне сказать.
– Думаю, у нее голова не тем занята.
Меня, однако, кольнула обида, что Элисон даже не упомянула об этом. Мы все тут носимся с Джеком, а кто-нибудь на минуточку поинтересовался моими плачевными делами? Даже в номинации “Личностный кризис” Джек оставался победителем.
– Послушай, я только развелся, у тебя проблемы с наркотиками, об этом гудят все американские СМИ. Когда и ехать, как не сейчас?
Он глубоко вздохнул в трубку.