Фонарь Тангейзера остался на повозке рядом с факелом, а фонарь милиции уже удалялся в направлении Дворца правосудия. В его тусклом свете виднелись силуэты трех человек. Ближайшим оказался красильщик. Матиас высоко поднял меч, имитируя удар сверху. Две испачканные краской руки повернули древко алебарды горизонтально, чтобы отразить удар – как и предполагалось. Повернувшись всем корпусом, госпитальер опустил клинок, который описал косую дугу и вонзился в левую ногу красильщика на ладонь выше колена. Меч перегубил кость в самом узком месте и на обратном движении отделил отрубленную ногу от бедра.
Рыцарь шагнул в сторону, чтобы красильщик оказался между ним и следующим ополченцем, достаточно молодым и сильным, чтобы оказать сопротивление. Тот на секунду перевел взгляд на отрубленную ногу, и Тангейзер левой рукой ударил алебардой его по туловищу, а правой вонзил меч ему под ребра, пробив селезенку и легкое. Выдергивая меч, он увидел, как третий ополченец попятился и сел на землю.
В полосе света появился Юсти и вставил в лук новую стрелу.
Матиас подскочил к нему, выхватил у юноши лук со стрелой и вложил в его руки меч. Стрела была вставлена слева, и он ухватил тетиву пальцами, после чего прицелился в силуэт, освещенный раскачивающимся фонарем.
– Из подходящего лука ты бы не промахнулся, но мы не можем рисковать, – быстро объяснил иоаннит своему юному помощнику.
С этими словами он натянул тетиву и выстрелил, целясь противнику в поясницу. Потом рыцарь отдал лук Юсти, снова взял меч, вложил его в ножны и кивнул на лучника, который стоял на коленях и смотрел на свои вывалившиеся внутренности:
– Взгляни, не подойдет ли тебе его лук. Этому парню он уже не понадобится. Стрелы тоже.
Тангейзер наклонился, чтобы забрать стрелу, выпущенную поляком. Раненый держался за торчащее из живота древко обеими руками, словно не хотел отдавать ее.
– Этот еще жив, – сказал Юсти.
– Хорошо. Возьми оружие. Посмотри, есть ли у него щиток для руки.
Матиас отбросил руки ополченца и выдернул стрелу.
– Они еще живы. Все шестеро, – Юсти смотрел на поверженных ополченцев, каждый из которых начал оплакивать свои ужасные раны или просто стонал. На ногах устоял только красильщик. Он опирался на алебарду вместо отрубленной ноги и взывал к Богу, не получая ответа.
Иоаннит забрал у них арбалет и две алебарды.
– Паскаль сказала, что на баржах древесный уголь. Это правда? – спросил он, возвращая окровавленную стрелу в колчан Юсти.
Юноша кивнул.
Они вернулись к повозке. Тангейзер положил алебарды рядом с Гримандом и натянул тетиву арбалета. Потом он окинул взглядом свой «корабль дураков». Все спутники смотрели на него. Их смех превратился в далекое воспоминание. При свете фонаря их глаза блестели, наполненные страхом и надеждой. Матиас увидел, что они собой представляют: случайные люди, брошенные на произвол судьбы в океане безумия.
Он посмотрел на Карлу, черпая силу в ее взгляде.
Детей тоже нужно было подбодрить, и рыцарь старался держаться уверенно.
– Мы не можем пересечь реку, – сообщил он сидящим в повозке людям.
Гриманд поджал свои громадные губы. Обожженные мышцы его лица дернулись.
– Вместо этого мы поплывем по ней, – пояснил госпитальер.
– Ты забыл о заграждении? – спросил король воров.
– Мы прорвем его.
– Как?
– Ты умеешь управляться с багром?
– Разве это сложнее, чем вскрыть замок?
– Возможно, замком тоже придется заняться.
– Ты повредился умом.
– Нет, не повредился. Мы пустим перед собой горящую баржу.
Тангейзер помолчал, дав Гриманду время обдумать его слова.
– Нам нужны два кормчих, – заговорил он снова после паузы. – Юсти? Гуго? Вы умеете управлять лодкой?
Гуго покачал головой, а Юсти натянул тетиву своего нового лука до самого уха.
– Я никогда не пробовал, но попытаюсь, – сказал он решительно.
– Пройти три моста – эта работа не для новичка.
– Я справлюсь с лодкой, – сказала Паскаль. – И с мостами.
– И я, – подхватила Карла.
В юности она часто сбегала в море из мрачного дома отца. Как-то она рассказала мужу, что могла потягаться с самым терпеливым рыбаком. Тангейзер кивнул.
Он сел рядом с Грегуаром и положил рядом с собой арбалет.
Невезучий красильщик потерял равновесие и упал навзничь.
– Всем лечь, – велел Матиас и кивнул Грегуару.
Мальчик тряхнул поводьями, и повозка двинулась вперед, прямо по жертвам устроенной Тангейзером бойни.
– Вон человек без ноги, – указал иоаннит своему слуге. – Переедешь колесом оставшуюся ногу.
Снизу послышался жалобный крик боли и растерянности. Повозка была слишком тяжелой, чтобы передать удар. Заднее колесо породило новый протестующий крик, который вызвал не больше жалости, чем первый.
– Теперь у их начальника нет ног, – сказал Гуго. – Попробуй нас догнать, ублюдок!
Рыцарь оглянулся. Гуго смотрел на лавочника, ступни которого отделялись от лодыжек двумя полосами мокрых чулок, плавающих в луже крови.
– Ложись, – сказал Матиас мальчику.
Красильщик издал ужасающий крик – колесо размозжило ему мышцы и кость.
– Мой Инфант, улыбнись этому человеку, – предложил госпитальер.
– Почему вы не убили их, как остальных? – спросил у него Гуго.
– Нужно, чтобы они умирали медленно, – объяснила Паскаль. – Когда с той стороны реки придет милиция и найдет раненых, это их задержит. Они обделаются от страха.
Красильщик снова закричал. Тангейзер не мог точно сказать, что стало причиной этого крика: заднее колесо или улыбка Гриманда.
– Горящая баржа? – усмехнулся король Кокейна. – Дурацкая затея.
– Значит, как раз для нас, – отозвался рыцарь.
– Мы будем прямо под пушками Лувра.
– Рец не хочет превращать столицу в скотобойню, и король тоже. Милиция вышла из повиновения, и это ее заграждение, а не королевское. Дворцовая гвардия не станет вмешиваться без приказа, и если мы не выберемся из Парижа раньше, чем они получат этот приказ, нам конец.
Тангейзер ухватился на опору под скамьей и поставил ногу на вагу. Когда они проезжали мимо упавшего фонаря, он наклонился и поднял его.
– Чтобы спалить заграждение, потребуется уйма времени, – продолжал спорить Гриманд.
– Знаю, – ответил Матиас.
– Но ты хочешь посадить глупого Инфанта на борт адского судна, дав ему только багор.
– Не беспокойся. Мы оба будем на борту адского судна.