На колокольне за церковью звонил большой колокол.
Госпитальер повернулся. Его юные спутники стояли рядом, прижавшись друг к другу плечами. Грегуар большим и указательным пальцем чесал у себя между ног. Тангейзер приказал мальчикам помочиться у стены – потом у них могло уже не быть на это времени. Решив, что совет подходит и ему самому, он присоединился к ребятам, после чего взял факел из бадьи со смолой, зажег его от лампы караульного помещения и повернулся к массивному швейцарцу, державшему Орланду:
– Как тебя зовут, капрал?
– Стефано, милорд.
– Откуда ты, Стефано?
– Из Сьона, милорд.
– Канон Вале? Я сразу понял, как только тебя увидел.
Эту наглую ложь Тангейзер сопроводил хлопком по спине. Несмотря на тяжелую ношу, капрал гордо выпятил грудь.
– Доставь этого парня к королевскому хирургу, и тебя щедро вознаградят, – продолжал Матиас. – Если встретим твоих товарищей, скажешь, что мы выполняем поручение герцога Анжуйского, понял? Если кто-то нас попытается остановить, друг или враг, я его убью.
Стефано заморгал. Мальтийский рыцарь посмотрел ему прямо в глаза, дав время оценить нового командира. Гвардеец щелкнул каблуками и склонил голову:
– Понятно, милорд.
Тангейзер стряхнул лишнюю смолу с факела. Пламя взметнулось вверх, и несколько огненных капель вспыхнули и погасли, падая к его ногам. Он передал факел Юсти.
Юноша попятился, втянув голову в плечи. Грегуар хотел взять факел, но госпитальер взмахом руки остановил его и вновь протянул факел молодому протестанту:
– Наклони его от себя, чтобы не обжечься.
Юсти покачал головой и закрыл ладонями лицо. Его захлестнула волна паники.
– Нет. Я не хочу идти, – забормотал он. – Я не пойду. Не могу.
Матиас дал ему пощечину. Удар был слабым, но парень покачнулся, и Грегуар подхватил его, не дав упасть. Губы Юсти дрожали, а глаза наполнились слезами. Он закрыл лицо локтем и пытался сдержать рыдания. Тангейзер понимал, что тот чувствует. Ужас, растерянность, унижение. Он сжал запястье парня и опустил его поднятую руку. Юсти не поднимал взгляда, и на его ресницах еще ярче заблестели слезы. Освещенную факелом хрупкую фигурку можно было принять за фреску на стене церкви – с той лишь разницей, что красота этого юноши молила об уничтожении. Матиас поднял его подбородок, заставив посмотреть себе в глаза.
– Твоих товарищей предали и убили, – жестко сказал он. – Их король – подонок. А ты потерялся среди океана лжи. И Бог тебе не поможет – ни твой, ни какой-либо еще.
Гугенот смотрел на него полными слез глазами.
– Ты меня слышишь, Юсти? Отвечай, скажи «да».
– Да, – с усилием выговорил подросток.
– Хорошо. Слушай дальше. Твои ноздри забиты кровью и дерьмом, кишки выворачивает наизнанку, мозги кипят внутри черепа.
– Да.
– Ты одинок.
– Да. Да.
– Твои братья мертвы и скормлены собакам.
Юсти всхлипнул.
– Я их убил. Я убил сыновей твоей матери. И ты теперь в моей власти.
– Да.
– Сейчас ночь, и этой ночи нет конца.
– Да.
– И в этом мрачном, кровавом мире у тебя нет друга.
– Да.
– Ты так считаешь.
Страдания Юсти были невыносимы. Тангейзер знал и это.
– А вот тут ты ошибаешься, – сказал он. – Потому что я твой друг.
По щекам протестанта потекли слезы. Мальчик судорожно вздохнул. Не отходивший от него Грегуар похлопал его по спине, словно успокаивал больную лошадь.
– Я твой друг, – повторил Матиас. – Погружаясь в отчаяние, ты делаешь только хуже. Более того, Стефано и Грегуар – тоже мои друзья, а значит, и твои. Не забудь также об Орланду, чью жизнь мы должны спасти, вопреки всем препятствиям. Ты думаешь, что одинок, но на самом деле тебя окружают друзья. Согласен?
– Да? – неуверенно спросил юноша.
– Ты будешь освещать путь друзьям в темноте этой ночи?
– Да, – сказал Юсти уже спокойнее.
– Молодец. Вытри лицо.
Рыцарь вложил рукоять факела в его руку, и пальцы Юсти сомкнулись на ней. Затем Тангейзер взял вторую руку мальчика и тоже прижал ее к рукоятке.
– Теперь факел сделает меня невидимым в темноте, темнота станет моим союзником. Я пойду вперед, и ты потеряешь меня из виду, но я буду рядом.
Он взял кинжал в правую руку.
– Клетка, – сказал вдруг Грегуар и побежал к куче мусора.
Тангейзер еще раз вдохнул пропитанный миазмами воздух и с шумом выдохнул. Взмахом руки он остановил Стефано и пошел за своим слугой. За ним поспешил и Юсти.
У самого причала лежала перевернутая набок клетка. Грегуар смотрел на обезьянок. Они были мертвы. Прижатые к планкам крошечные тела, переплетение безжизненных рук, ног, хвостов и голов.
– Вот что с ними стало, – вздохнул мальчик. – А им нужно было лишь немного воды…
– Нам пора идти. – Матиас сжал его плечо.
– Посмотрите – они пытались перегрызть планки. Освободиться.
– Мы хотели им помочь.
– Но не очень старались.
– Не очень, – согласился госпитальер.
Неожиданный звук заставил его вскинуть голову: он не верил своим ушам. От этого шума содрогалась сама ночь – он был словно напоминанием о более благородных существах, некогда владевших этим миром. Никакие другие звуки не производили на Тангейзера большего впечатления, за исключением разве что музыки в исполнении Карлы и Ампаро.
– Это лев, – изумленно пробормотал Матиас.
– Король держит львов, чтобы натравливать на них собак, – объяснил Грегуар.
– Хорошо бы его самого запереть в клетку с теми и другими, – буркнул его господин.
– Наверное, им страшно, – вздохнул Юсти.
Тангейзер заметил среди мусора несколько обнаженных тел, возможно, братьев юноши. Надеясь, что молодой гугенот их не видел, он отвел мальчиков в сторону.
– Сомневаюсь, что львы способны бояться, – заявил он. – Идем к месье Паре!
Тангейзер и его спутники пересекли площадь. Стефано повел их сначала к реке, а затем на восток, мимо череды открытых пристаней. Еще один поворот, на этот раз на север – и они оказались на улице, по которой герцог де Гиз – если Матиас правильно сориентировался – вел за собой убийц. Часовой с алебардой посмотрел на крест на груди госпитальера, на капрала с его ношей и не стал их останавливать.
Иоаннит ускорил шаг, обогнал Юсти с факелом и пошел вдоль самых домов на восточной стороне улицы. Его глаза уже привыкли к темноте. При этом всякий, кто приблизился бы к ним, смог бы увидеть только пламя факела в трех шагах позади, а сам Тангейзер остался бы незаметным на фоне стен. Квартал состоял из постоялых дворов, пансионов и мастерских ремесленников, которые обслуживали дворец. Тангейзер уловил запах воска и терпентина [15] . Улица словно замерла, ошеломленная волной прокатившегося по ней насилия.