– Кто же эта змея, этот дьякон, который должен возвыситься?
– Имейте сострадание, сударь! – Тибо снова застонал от боли. – Это отец Пьер.
– Это он сказал тебе надеть белую повязку?
– В этом не было нужды. Я вижу, что происходит вокруг – как и вы.
Тангейзер отпустил руку толстяка.
– Расскажи, что еще мне полезно знать, – потребовал он.
Тибо повернулся и указал на Юсти:
– Этот мальчишка – красная тряпка для быка, если вы встретитесь с быком, – а встречи с ним вам не избежать. Да, большинство людей тупы, а стражники еще тупее. А милиция? – Сутенер постучал костяшками пальцев себе по виску. – Большинство тупы, но все же не все. Совершенно ясно, что этот парень – иностранец. Как и вы, сударь, хотя это не преступление. Но маленький крест, который он прикрепил на груди, не делает его католиком.
– Отдай ему свою рубаху. И камзол тоже, – приказал Тангейзер.
Тибо засмеялся, и рыцарь ударил его по щеке. Тот ударился о стену и опустился на колени. Звук пощечины эхом разнесся по собору. Головы присутствующих повернулись в их сторону, но затем снова отвернулись. Госпитальер посмотрел на близняшек. Они вцепились друг в друга, не отрывая взгляда от Тибо. Девочки переживали за него и были очень напуганы.
Они боялись Тангейзера.
Сутенер пришел в себя. Он опустил голову и задумался, не поднимаясь с колен.
– Если вытащишь нож, я ослеплю тебя и отрежу пальцы, – предупредил Тангейзер. – Будешь тогда шпионить за другими калеками в Отель-Дье.
Тибо встал. Он улыбался, пытаясь скрыть унижение и ярость.
– Я привык к большему уважению, сударь! – вырвалось у него.
Матиас ударил его другой рукой. Похоже, шпион все еще ничего не понял. Он опустился на четвереньки и тяжело дышал.
– Поднимайся, ублюдок. Отдай ему свою одежду, – повторил свое приказание иоаннит.
Толстяк с трудом встал. Теперь в глазах его стояли слезы.
– У тебя есть достоинства, – сказал Тангейзер. – А ты их растрачиваешь попусту.
– Да, сударь. Приятно видеть человека, который с толком использует свои.
Сутенер попятился, чтобы избежать очередного удара. Но рыцарь даже не пошевелился. Тибо снял камзол.
– Что еще ты сегодня слышал? – спросил Матиас. – Что должно произойти?
Шпион бросил камзол Юсти.
– Я слышал, что мы собираемся ограбить и убить много еретиков. Вот это и произойдет, – ответил он.
– Ты не убийца.
– Я имею в виду нас, парижан. Сегодня самый жаркий день лета, а улей слишком часто пинали, и пчелам это надоело. Если бы вы не были таким высокомерным, черт возьми, то услышали бы, как они гудят. Вы бы обделались.
– Ты имеешь в виду милицию? – уточнил госпитальер.
– Видите? Вы даже не понимаете, о чем речь. – Тибо снял рубашку. – Что такое милиция? Толпа сапожников. Но существует милиция внутри милиции. Лиги, братства. У некоторых священников своя милиция. У капитанов. У дворян. А еще есть попрошайки, воры, грабители, убийцы. Сутенеры. Это всё – королевства внутри королевства. Их главари – короли и капитаны, по делам своим, если не по званию. А еще существует городская стража, где есть всевозможные фракции, и каждая объединяется с одной или несколькими другими. У каждого своя цель. Как и у всех нас. А вы чего хотите?
Тибо скатал рубашку и тоже швырнул ее молодому гугеноту.
– Надеюсь, она не вшивая, – заметил Тангейзер.
– Я терпеть не могу блох, вшей и клещей, – заверил его сутенер. – И на этих девчонках, – кивнул он на двойняшек, – вы тоже не найдете ни одного насекомого. Я забочусь о них, сударь, – вы сами можете видеть, какие они милые. Один франк, и они ваши. Или ваших мальчиков, если они хотят лишиться невинности. Я даже не возьму дополнительную плату за идиота. Это будет обычная сделка. Я лично учил этих овечек всем известным извращениям, а кое-какие изобрел сам.
– Давай ключ, – проигнорировал его предложение Матиас.
Парень протянул ему ключ, и рыцарь дал ему еще несколько монет:
– Вот еще один соль. Когда я вернусь, то эти девчонки должны сидеть на скамье и есть что-то горячее. Если я этого не увижу, ключ останется у меня.
Тибо взял монеты.
– Хлеб и горячий суп, сударь, – согласился он.
– И жареный голубь.
– Девочки будут на вас молиться.
Тангейзер поднимался по винтовой лестнице, не останавливаясь и не замедляя шаг. Плечи его задевали за стены. Перед глазами стояли лица маленьких проституток. Они напомнили ему о жене. Та пожалела бы их. Но жалость Карлы де Ла Пенотье больше не облагораживает этот мир. Мальтийский рыцарь вышел на внешнюю галерею, соединявшую две колокольни. Не глядя вниз, на Паперть, он повернул к северной башне, где увидел калитку, оказавшуюся незапертой.
Наверх вела еще одна узкая лестница. У госпитальера саднило в груди и болела спина. Его оружие задевало за камни, и пот градом катился по его лицу. Физическое напряжение прогнало из головы все мысли – кроме образа Карлы. Капли пота скрывали слезы, а бурное дыхание заглушало всхлипы. Когда Матиас добрался до самого верха, душа его была пуста.
В лицо ударил ветер, почти прохладный и пахнущий древесным углем. Тангейзер прижался лбом к камню, пытаясь выровнять дыхание. Потом он преодолел несколько последних ступенек, взобрался на парапетную стенку и посмотрел вниз.
Далеко внизу копошился огромный, безумный город.
Рыцарь впервые почувствовал его величие.
Париж.
Матиас понял суть этого города.
Париж вырвал его сердце, не оставив ничего взамен.
Этот город мог бы заполнить эту пустоту, если бы иоаннит позволил ему это.
Их души слились бы в одну, и город остался бы с ним навсегда.
И он никогда не покинул бы французскую столицу.
А взамен Париж заполнил бы пустоту в его груди.
Но не сердцем.
И не любовью.
Только ее искаженным, но притягательным подобием.
Тангейзер почувствовал, что жаждет этого.
Истинная любовь приносит страдание.
Возможно, он думает не о Париже, а о Карле. В его безумии они стали неразделимы.
Люцифер вскочил на парапет рядом с ним. Он разглядывал суетливый город внизу с высокомерием хозяина, а потом посмотрел на госпитальера.
– Ты пришел купить мою душу? – спросил его тот.
Маленькое уродливое существо тявкнуло.
– Боюсь, ее уже забрали, – ответил Матиас.
– Хозяин? – осторожно приблизившийся к нему Грегуар говорил шепотом.