– Но тут я бессильна, – возразила миссис Питт. – Мы приехали в Эшворд-холл потому, что туда послали Томаса, а не меня. Это из-за его работы мы оказались там.
– А не потому ли, что Эмили – твоя сестра?
– Ну… да, разумеется, поэтому выбор пал на него. Но даже если и так…
– Я знаю, что это не твой выбор. – Леди Камминг-Гульд еле заметно улыбнулась и покачала головой. – Я хочу сказать только следующее: если Томасу нравится, что Юдора Дойл, то есть Гревилл, ищет в нем поддержку и находит утешение в его мужестве и силе, то это не удивительно и никак не дискредитирует ни ее, ни его. А если тебя это ранит или очень беспокоит, то у тебя есть возможность притворяться страдалицей, замаскировать силу слабостью так, что он обратит свое внимание на тебя… – Она сделала паузу и сказала немного тише: – Ты этого хочешь?
Шарлотта опять пришла в ужас:
– Нет, это достойно презрения! Я бы возненавидела себя за это. И никогда бы не смогла смотреть ему в глаза!
– Ну, тогда один вопрос решен, – кивнула Веспасия.
– Но что, если… что, если он именно этого хочет? – в отчаянии воскликнула миссис Питт. – Что, если я утрачиваю часть его души, так как не могу… не чувствую потребности…
– Шарлотта, дорогая моя, никто из нас не может стать для другого всем в мире, и не надо к этому стремиться, – мягко ответила ее мудрая родственница. – Умеряй иногда свои требования, прячь от него свои не слишком сильные качества, научись в определенных вопросах быть своим собственным судьей и советчиком, что-то хвали больше, чем оно этого заслуживает, но оставайся верной себе, не изменяй своей натуре. Молчание не ранит, иногда и терпение тоже не повредит, но ложь вредна и опасна всегда. Ты бы хотела, чтобы и он с тобой притворялся?
Супруга полицейского закрыла глаза:
– Да я бы этого не вынесла! Это был бы конец всему настоящему в наших отношениях. Да разве я смогла бы потом снова ему поверить?!
– Тогда ты сама ответила на свой вопрос, не так ли? – Веспасия слегка оперлась о спинку стула. – Позволь ему спасать других. Это часть его натуры, возможно, ее лучшая сторона. Не сердись на нее. Не отвергай. И не недооценивай силу его любви к тебе, к такой, какая ты есть.
Огонь в камине горел уже слабее, но хозяйка не обратила на это внимания.
– Поверь, иногда ты найдешь у себя достаточно слабостей, чтобы вполне удовлетворить его, – добавила она, и в глазах у нее промелькнула смешливая искорка. – Делай все от тебя зависящее, и старайся делать это как можно лучше. Не прибедняйся и не старайся умалять свои достоинства, чтобы нравиться кому-то еще больше, даже – чтобы завоевать чью-то любовь. Если твой муж поймет, что ты делаешь это нарочно, он невзлюбит тебя за превратное мнение, составившееся у тебя о нем, и, еще хуже, возненавидит себя за то, что не соответствует твоим представлениям. А это самая разрушительная на свете вещь.
Молодая собеседница смотрела на нее не отрываясь.
Веспасия протянула руку к шнурку, чтобы вызвать горничную – расшевелить огонь.
– А сейчас у нас будет ланч, – сказала она, поднимаясь на ноги с помощью трости из черного дерева с серебряным набалдашником и отказавшись от руки гостьи. – У меня сегодня отварная лососина с овощами и яблочный пирог. Надеюсь, ты останешься довольна. Ты сможешь рассказать мне за ланчем об этом несчастном ирландском деле, а я тебе – о нелепом разводе миссис О’Ши, и мы немножко посмеемся, а возможно, и всплакнем.
– Это так печально? – спросила Шарлотта, сопровождая леди Камминг-Гульд в несколько меньшую, по сравнению с гостиной, комнату для завтраков, в которой Веспасия часто ела, когда бывала одна. В ней было несколько окон, закрытых занавесками с цветочным рисунком, которые выходили на замощенный угол сада. У двух стен здесь стояли горки с фарфором, хрустальными украшениями, вазами и блюдами. Раскладной стол был сервирован на двоих.
– Да, печально, – ответила старая хозяйка, после того как дворецкий усадил ее на стул и она развернула льняную салфетку.
Миссис Питт удивилась. Не думала она, что Веспасия может расстраиваться по такому поводу. Значит, она не настолько уж хорошо ее знает? Этой леди было уже за семьдесят, когда Шарлотта впервые с ней увиделась. «И это невежливо с моей стороны, – подумала молодая женщина, – воображать, что она для меня как на ладони».
Дворецкий подал им легкий бульон – «консоме» – и удалился.
Леди Камминг-Гульд заметила выражение лица своей гостьи и рассмеялась.
– Да нет, это печально для Ирландии, дорогая, – пояснила она, – ведь все происходящее невероятно смешно! – И она принялась за суп. – Парнелл в самое неподходящее время совершенно лишается чувства юмора. Он до ужаса серьезно воспринимает собственную персону. Это недостаток всех протестантов, но, конечно, не общая ирландская черта. Их, ирландцев, можно любить или ненавидеть, но никак не заподозрить в недостатке остроумия и чувства самоиронии. Однако Парнелл ведет себя как в скучном, неинтересном фарсе. Даже сейчас он не может поверить, что его сторонники над ним потешаются и вообще не принимают его всерьез.
Шарлотта тоже попробовала суп. Он был восхитителен.
– Неужели? – спросила она и подумала о Карсоне О’Дэе, его амбициях и о надеждах, возлагаемых на него его близкими, отцом и старшим братом, чье место он должен занять.
– Моя дорогая, а ты бы не смеялась? – Тонкие, дугообразные брови Веспасии взлетели еще выше. – Известно, что когда капитан и миссис О’Ши обосновались в Брайтоне, туда же через два-три дня явился и некий мистер Чарльз Стюарт в кепке, надвинутой на глаза. – Она с трудом воздержалась от улыбки. – И он являлся в их дом довольно часто, но почти всегда когда капитана О’Ши не было дома. Он нередко приходил с берега и увозил миссис О’Ши на прогулку: никогда при свете дня, но всегда после наступления темноты.
– В кепке? – с сомнением переспросила миссис Питт, забывая про еду. – Вы сказали, что у него нет чувства юмора. Но у миссис О’Ши его нет тоже! – Голос ее зазвучал еще недоверчивее. – Как можно любить человека, который крадучись приходит к твоей двери ночью, когда твой муж отсутствует, в какой-то кепке для маскировки, под чужим именем, которое никого не способно обмануть? Да я бы просто билась в истерике от смеха!
– И это еще не все, – продолжила Веспасия. Глаза у нее смеялись. – Пять лет назад – эта любовная связь длится уже довольно долго – он отправился к одному дельцу на аукционе в Дептфорде, выдающему себя за агента землевладельца из Кента. – Старая леди всплеснула руками. – Парнелл назвался мистером Фоксом. Ему сказали, что интересующий его дом принадлежит мистеру Престону. Тогда Парнелл назвался мистером Клементом Престоном, но агент возразил, что сначала он представился мистером Фоксом. Тот поправился: он, мол, живет вместе с мистером Фоксом, но его собственное имя – Престон, и он хотел бы снять дом на двадцать месяцев. Но при этом он отказался представить какие-либо документы, подтверждающие его личность, – тут брови Веспасии взлетели выше, – на том основании, что владельцы лошадей никаких подобных требований предъявлять не должны.