Это заставило Оверхольта надолго замолчать.
– Мне не нравятся ваши намеки.
– Мне тоже, – согласился Хуан. – Но это пища для размышлений. Мы по-прежнему нужны вам в Антарктиде?
– Больше чем когда-либо, мой мальчик, больше чем когда-либо.
Вызов состоял из одного слова: «Приезжай». Несмотря на краткость сообщения, майор Хорхе Эспиноса прочел в нем многое, и все было плохо. Потребовалось почти двенадцать часов, чтобы организовать переезд от северной границы в поместье отца в травянистой пампе в ста милях к западу от Буэнос-Айреса. Последнюю часть пути он лично вел свой однопропеллерный «Тербайн-Ледженд», который очень походил на легендарный «Спитфайр» и имел почти такие же летные качества. Лейтенант Хименес с толстыми повязками на ожогах сидел на заднем сиденье.
Когда отцу отдали командование Девятой бригадой, он на деньги семьи построил в поместье новый командный центр и казарму. Старую посадочную полосу в миле от хозяйского дома расширили и нанесли покрытие, чтобы она могла принимать полностью загруженный С-130. Были также построены вертолетная площадка и большой металлический ангар.
Сам военный лагерь был устроен так далеко от большого дома, что даже минометные стрельбы не тревожили генерала, его новую молодую жену и их двоих детей. В казарме могла разместиться тысяча солдат элитного подразделения, со всем необходимым для их жизни. Возле плаца нашлось место для полосы препятствий и самого современного фитнес-центра.
Огромная скотоводческая ферма с ее травянистыми равнинными просторами, густыми лесами и двумя отдельными речными системами превосходно отвечала задаче держать солдат в постоянной готовности к операциям.
Соседняя деревушка Сальто из сонной сельскохозяйственной общины превратилась в бурлящий поселок, обитатели которого более чем охотно удовлетворяли повседневные нужды солдат.
Обычно Эспиноса проходил на бреющем полете над главным домом, заходя на посадку. Его сводные братья обожали самолет и постоянно просили покатать их. Но не сегодня. Пролетая над поместьем, где весенние дожди мало-помалу превращали траву в роскошный зеленый ковер, он хотел привлекать к себе как можно меньше внимания.
Неудача в сельве завершила бы карьеру любого другого солдата, да и он может не стать исключением. Он подвел генерала и как сын, и как подчиненный. Погибли девять его подчиненных, а когда Рауль наконец добрался до границы, он доложил, что четверо его людей погибли вместе с вертолетом, еще шесть пограничников убиты, а их катера уничтожены. Вдобавок они потеряли два дорогих вертолета, а третий сильно поврежден.
Но хуже всего для сына и солдата было само поражение, поистине непростительный грех. Он позволил американцам стянуть обломок спутника прямо у него из-под носа. Эспиноса вспомнил окровавленное лицо американца, который вел пикап с «ранеными» товарищами. Несмотря на кровавую маску, Эспиноса помнил каждую черточку этого лица – форму глаз, крепкий подбородок, почти высокомерный нос. Где бы они ни встретились, сколько бы лет ни прошло, он сразу узнает этого человека.
Он подвел быстрый самолет к посадочной полосе и сбросил скорость. Рядом с большим ангаром стоял четырехмоторный С-130. Задний грузовой трап был выпущен, Эспиноса видел выезжающий из задней двери небольшой погрузчик. Он ничего не знал о переброске Девятой бригады и почти не сомневался, что после встречи с генералом их с этой элитной частью ждет разное будущее.
Самолет чуть подскочил, коснувшись асфальта, и легко встал на колеса. Летать – такое наслаждение, что каждая посадка, каждое окончание полета приносит разочарование. Эспиноса подвел самолет к ангару, в котором отец держал свой самолет – реактивный «Лир», способный за несколько часов доставить его в любую точку Южной Америки.
Если генерал происходил из военной семьи, то покойная мать Эспиносы принадлежала к клану, разбогатевшему еще в первые годы становления страны. Семье принадлежали многоэтажные офисные здания в Байресе и виноградники на западе, пять огромных скотоводческих ферм, железный рудник. Кроме того, она была фактической хозяйкой системы сотовой связи страны. Всем этим управляли его дядья и двоюродные братья.
Хорхе наслаждался преимуществами такого богатства – лучшие школы, дорогие игрушки вроде его «Тербайн» – но создание капитала никогда не привлекало его. Как только он понял, что мундир, который ежедневно надевает на службу отец, – символ величия государства, он захотел служить в армии.
И целеустремленно работал, чтобы воплотить в жизнь мечту своего детства, стать солдатом; теперь, в тридцать семь лет, он находился, как считал сам, на пике своей военной карьеры. Со следующим повышением придет кабинетная работа… – а на нее он взирал с ужасом. У него оперативный контроль над самыми смертельно опасными аргентинскими коммандос. По крайней мере еще несколько минут. Унижение углями жгло его изнутри.
Их с Хименесом ждал «Мерседес-МЛ-500» в маскировочной окраске. Внутри были шикарные кожаные сиденья и полированная древесина. Таково было представление его мачехи об упрощении.
– Как он? – спросил Эспиноса у Хесуса, давнего отцовского управляющего, который привел машину к посадочной полосе за молодым хозяином.
– Спокоен, – ответил Хесус, включая двигатель.
Дурной знак.
К главному дому вела грунтовая дорога, но за ее качеством следили так тщательно, что тяжелая машина шла ровно, как по шоссе, поднимая тучи пыли. В небе ястреб заметил внизу добычу, сложил крылья и устремился к земле.
На верху лестницы, ведущей к парадной двери, Хорхе встретила Максин Эспиноса. Его мачеха была родом из Парижа и когда-то работала во французском посольстве в районе Серрито в Буэнос-Айресе. Родная мать Хорхе умерла через три недели после того, как ее сбросила лошадь; ему тогда было одиннадцать лет. Отец ждал, пока сын окончит военный колледж, и лишь тогда задумался о втором браке, хотя все эти годы рядом с ним было много красивых женщин.
Мачеха была всего на пару лет старше Хорхе, и если бы старик не встретил ее первым, сын не задумываясь договорился бы с ней о свидании. Он не завидовал отцу из-за женитьбы на молодой. Уважая память матери Хорхе, отец ждал много лет, и к тому времени как в его жизнь вошла Максин, пора было, чтобы какая-нибудь женщина смягчила суровость генерала, которая с годами только усугублялась.
Она была в костюме для верховой езды; рождение двух сыновей не испортило ее фигуру.
– Ты не ранен? – спросила она по-испански с французским акцентом. Он подозревал, что у француженок любой иностранный язык звучит сексуально. У Максин и урду звучал бы поэтично.
– Нет, Макси, я в порядке.
Подошел Рауль, и она увидела его бинты. И побледнела.
– Mon Dieu, что эти свиньи с вами сделали?
– Взорвали вертолет, на котором я летел, señora.
Хименес обращался к своей обуви, словно его нервировало такое внимание жены командира.