Головная боль переходила в мигрень.
– Кого вы любите больше меня? – спросила Линда Росс, когда пятнадцать минут спустя вошла в оперативный центр. В руках она держала тонкую папку бумаг и широко улыбалась.
– Меган Фокс, – немедленно ответил Марк.
– Бейонсе, – отозвался дежурный техник.
– Кэти Холмс, – сказал Хали.
– Я всегда предпочитал Джулию Робертс [50] , – добавил Эрик.
– Председатель, – спросила Линда, – тебе тоже надо быть сексистской свиньей?
– Единственная женщина, которую я люблю больше тебя, – моя мама.
Остальные украдкой рассмеялись.
Линда улыбнулась.
– Туше.
– Ну-ка напомни, за что я так тебя люблю.
– Потому что я нашла меньше чем в ста милях к югу отсюда норвежскую китобойную станцию, брошенную в 1930-е годы.
– Нам не нужны кости китов.
– Объявлена объектом всемирного наследия… погодите… из-за часовни и кладбища, где похоронены двадцать семь китобоев, погибших в этих водах. Ты велел найти тебе кости – я нашла.
Хуан мгновенно вскочил и в два шага очутился рядом с Линдой. Ему пришлось согнуться, чтобы поцеловать ее в бархатистую щеку. Мигрень внезапно прошла, грозная туча, нависшая над ним, рассеялась. Его угнетало то, что, если они не найдут скелеты, придется предоставить заложников их судьбе. Он сомневался, что, когда припечет, аргентинцы будут в них очень заинтересованы, поэтому бросить их почти наверняка означало погубить.
– Председатель, я поймал радиопередачу с китайского рабочего катера, – сказал Хали, вновь отворачиваясь к своим компьютерам.
– Глуши!
Хали несколько секунд работал на клавиатуре.
– Я перекрыл их частоту. Они онемели. Компьютер будет автоматически отслеживать их на других частотах и глушить.
– Ладно. Хорошо. Если им понадобится сообщить новости, придется возвращаться на базу. На данный момент две проблемы решены. Все молодцы!
В оперативный центр вошли Макс и Тамара, почти соприкасаясь плечами, и Хуан заподозрил, что секунду назад они держались за руки. Красавица и чудовище, подумал он, но порадовался за них.
– Отличный расчет времени, друг мой.
Хенли посмотрел на него, как покупатель на продавца подержанных автомобилей.
– У меня дурное предчувствие.
Кабрильо широко улыбнулся.
– Еще бы. Я хочу, чтобы ты прикинулся Игорем [51] и разграбил кладбище.
Тамара пришла в ужас.
– Чего вы от него хотите?
– Знаешь, – сказал Макс, качая головой, – должен признать, что в глубине души я надеялся на отмену этой части операции.
– Послушай, – сказал Хуан, – чистый воздух, небо над головой, сгнившие норвежцы. Будет классно!
– Вы о чем? Сгнившие кто?..
Макс повернулся к ней.
– Мы должны спасти заложников так, чтобы аргентинцы об этом не знали. Поэтому должны что-то оставить взамен, чтобы одурачить их.
– Ну и что?
– Когда мы выведем заложников из здания, – объяснил Хуан, – мы его подожжем. И аргентинцы найдут восемнадцать обожженных скелетов. Только патологоанатом понял бы, что это не те мужчины и женщины. Надо сказать спасибо, что на станциях зимует так мало народу, иначе пришлось бы искать альтернативу.
– Например?
У нее шла кругом голова.
– Ну, например, небольшой ядерный взрыв.
Из того, что она уже узнала о Корпорации, Тамара не могла понять, шутит ли Кабрильо. И не удивилась бы, если бы он не шутил.
Он хищно улыбнулся, и Тамара пришла к выводу, что окружена толпой безрассудных подростков. В поисках подсказки она посмотрела на Макса. Он только пожал плечами.
Тамара сказала:
– Наверно, хорошо, что в ваших планах небольшой взрыв.
К ней подошла Линда – надежный якорь в этом море безумия – и сказала:
– Не волнуйтесь. Мы знаем, что делаем.
– Отрадно, потому что о себе я этого определенно сказать не могу.
Двадцать минут спустя Хенли отплыл на РИБе, таща за собой на буксире надувную лодку. Он и его команда из четырех человек, чтобы их не увидели с берега, отошли в море на пять миль и только потом повернули к югу. Макс прихватил с собой мощный бензиновый насос, который собрался использовать для выкапывания тел. Насос выпускал струю нагретой воды под давлением до четырех тысяч фунтов на квадратный дюйм. Вполне достаточно, чтобы растопить вечную мерзлоту, покрывающую тела. Уходя, он сказал:
– Любимый сын миссис Хенли не должен работать киркой и лопатой.
Хуану сегодня предстояла решительно более трудная работа. Пока китайцы следили за заливом, где был затоплен корабль, Майк Троно и его экипаж не могли возобновить работы. Это освобождало подводную лодку «Номад» с ее воздушным шлюзом. В вечных сумерках небо было достаточно темным, чтобы укрыть их от сторонних глаз, а буровые установки аргентинцев и бульканье пузырей горячего воздуха создавали шум, который скрывал его деятельность.
Внизу, в комнате, служившей центром подводных операций, Кабрильо одевался для плавания под водой. Под «сухой» гидрокостюм «викинг» он надел защитный комплект из сетки, в которую было вплетено более ста футов тонких трубок. По пуповине, вставленной в гнездо на борту лодки, в эти трубки будет подаваться теплая вода. Хуан знал, что аргентинцы подогревают залив, но не мог рисковать встречей с ледяной водой. Пуповина скрывала в себе также систему связи и подачи воздуха, поэтому у него не было потребности надевать громоздкие баллоны.
Шлем-маска был оснащен мощными фонарями, которые он приглушил, закрасив половину линз. Это сильно затруднит работу, зато заметить Хуана с поверхности будет почти невозможно. Нужно только помнить, что нельзя смотреть вверх, чтобы луч не ушел к поверхности.
Линда поведет мини-субмарину, а Эдди Сэн будет контролировать погружение Хуана.
Как только они стартовали, Линда провела лодку к корме «Орегона». Сразу под голым флагштоком под водой был открыт люк; в нем виднелся большой барабан с тросом. Трос был из плетеного углеволокна, вчетверо легче и впятеро прочнее обычного стального. Добавочным преимуществом была его нейтральная плавучесть. Мощным механическим манипулятором «Номада» Линда взяла кабель и вставила в гнездо, из которого он не сможет высвободиться.
Затем они отправились к аргентинской базе. Натяжение троса поначалу не чувствовалось, но они знали: когда его отмотается много, он начнет сильно тормозить лодку. Они рассчитали свой запуск так, чтобы «Номад» вошел в залив с приливом.