Своя власть была. Близкая. Родная. Понятная. С галичанским говорком, немного небритая, способная двинуть в морду. Но голос крови есть голос крови. И потому вяло майданили, сами не понимая, что к чему, ждали указаний от старших и харчувались харчами, принесенными теми из киян, которые за любой движняк, кроме голодовки. А таких всегда и везде хватает…
Движуха началась под вечер первого, в День знаний.
На трибуну вылез депутат Рады Соколюк. Был он сотником Евромайдана, одним из тех, кого вознесла революция, цинично названная «революцией гiдности». Участвовал и в АТО, правда, отличиться ничем не успел – попал в плен под Иловайском, оказался в Донецке, потом его выпустили. Выпущенных предупреждали, что в следующий раз расстреляют. Больше Соколюк рисковать не захотел, ушел в политику, избрался в Раду от президентского блока. В Раде запомнился в основном драками и вворачиваемым то тут, то там «Мы с Майдана!». Закабанел, приобрел квартиру в Киеве и автомобиль «Киа» – большой внедорожник, ума не покупать «Лексус», ставший уже символом украинской коррупции, хватило. Говорить он тоже не особо умел, но людей заводил.
Перед выступлением депутат-радник Соколюк прошелся, получил свою порцию народной любви, обнялся с теми, кого помнил со времен Евромайдана и кто еще был жив. Кто-то то ли из однополчан, то ли из односельчан тайком сунул в руку небольшой пластиковый пакетик с таблетками. Их Соколюк помнил еще со времен Евромайдана – ими закидывались, когда надо было отстоять холодную ночь на баррикадах, или перед атакой «Беркута». Зайдя за сцену, чтобы готовиться к выступлению, он привычно кинул в рот таблетку, потом добавил еще одну. Торкнуло почти сразу… прояснились мысли, и появилось то особое состояние внутреннего спокойствия, за которое все так и любили эти колеса. Когда надо было идти на ментовский строй, на ощетинившуюся щитами черепаху… мало кто выдерживал внутреннее напряжение… в конце концов, костяк Майдана составляли обычные люди… студенты, приезжие, бомжи. А с одной этой таблетки… ты просто переставал думать и бояться, и чувствовать себя так, как будто прыгнешь – и вот оно, небо, под рукой…
Объявили его, и он появился на сцене, накинув на плечи ставшую ему маленькой старую бундесовскую куртку.
– Громадяне! – привычно заорал он (став депутатом, он начинал свои выступления именно с этого слова, до этого было «шановни побратимы»). – Тильки шо по всем каналам показали, як наши братья белорусы выступили против кровавой диктатуры Батька и были замордованы! А наша влада подписывает договоры и сдает краиньску землю тирану, ганьба!
– Ганьба! – заорала почуявшая кровь толпа.
Как раз в этот момент на экран дали репортаж.
– Дывитеся! – заорал он. – Дывитеся, что роблять с вильными людьми! Це же самое ждало и нас, не восстань мы против преступной влады и москальского диктата! Памятуйте одного из первых хлопцев, кто був вбит на Майдане, його звали…
Тут принявшего разом две таблетки депутата немного переклинило, и он не смог вспомнить фамилию. Как же его…
– Жизневский… – драматическим шепотом прошипел кто-то рядом.
– Жизневский! – заорал радник еще громче. – Он пришел пидтримать нас в нашей боротьбе и стал героем Небесной сотни, сложил свое життя за вильну Краину! Чи можемо мы забути его и его народ!? Никогда!
– Никогда!!!
– Громадяне! Съогодня мы живем вильными людьми, и мы повинны надать белорусам такую же допомогу, якую они надали нам в дни Евромайдана! И потому мы говорим сейчас: Батька винен пойти геть!
– Геть!
– Белорусская влада будет знищена, белорусский народ повинен бути вильным! Живе Беларусь! Слава!
На «Живе Беларусь!» требовалось отвечать «Живе вечно», но это знали только фанаты, которые пробивали выезды и знали, что кричат фанаты белорусских клубов. Но Майдан этого не знал и закричал «Слава!».
Кроме того, непонятно было, как сборище людей в одной стране может угрожать власти в другой. Но в постсоветском бедламе бывало и не такое…
– Слава!!!
– Я закликаю украинску владу немедленно розорвати дипломатические отношения с диктаторской Беларусью и розорвать законы, по которым святая земля Краины может потрапити в руки диктатора…
Радник остановился, хватая ртом воздух, но под гул толпы, созерцающей «кровавую расправу» со студентами на экране продолжил:
– Я закликаю усих, в ком еще есть дух Майдана, дух непокоры, записываться в ряды ополчения и бути готовым выдвинуться в Минск на пидтримку белорусам! Слава Украине!
– Героям слава!
– Слава нации!
– Смерть ворогам!
– Украина!
– Понад усе!!!
– Коммуняку!
– На гиляку… – бесновалась толпа.
В это время перед Дiдом проходили в очередь люди, все с выправкой и с опытом. Дiд лично раздавал заранее подготовленные пакеты – белорусский паспорт или украинский с отметкой, деньги, немного наличных и пара карточек, пара чистых мобильников, распечатанные из Интернета карты с указанием промежуточных точек маршрута, фотографии вокзалов, остановок транспорта, домов, где есть конспиративные хаты.
– Слава Украине!
– Героям слава!
Здесь эти слова произносили тихо, но серьезно.
Рядом еще в одну очередь то же самое раздавал еще один высокопоставленный деятель Провода.
Полковник Микаил закончил говорить по телефону, причем языка Дiд так и не понял, подошел к Дiду. Тот показал одному из боевиков Провода, чтобы встал на его место и продолжил раздачу, вместе они зашли в кабинет.
– Химия прибыла.
– Вся?
– Да, даже лишку.
– К нам?
– Нет, к американцам. Ночью надо будет перенести. Только тихо.
В Минске американское и украинское посольства располагались друг напротив друга, через перекресток.
– Зробымо.
– Тогда не прощаюсь.
– Я буду в Чернигове, если что.
– Добро.
Они обнялись – как двое мужиков, идущих, вероятно, на смерть.
– Мы повинны бути вильными. Вы – первыми. Остальные – за вами.
– Слава! – сказал Дiд. – Слава героям!
Это были слова, обращенные в память всех, кто погиб под многосотлетним игом Орды, и тем, кому погибнуть еще предстояло. А погибнуть предстояло многим – Дiд знал, что свободы не бывает без крови, и чем больше крови – тем более ценится свобода. Корейцы заплатили за свою свободу миллионами жизней, но остались свободными [30] .