Операция превращалась в нечто эпическое. И, конечно, кровавое.
Президент встал.
– Большое спасибо за ваше мнение, капитан. Оно будет, безусловно, учтено при принятии решения. Благодарю за службу.
Капитан встал и отдал салют, и то же самое сделали все находящиеся в самолете. Президент пошел на выход…
Одевайся, пойдем…
Чудовищно пахнет гарью.
Выводи свои обугленные войска.
Мы такого тут натворили и наломали,
Что от ужаса сгущаются облака.
Это раньше мы расходились
с победной песней,
А теперь давай потише и поскромней.
И под этим
Удивительнейшим из созвездий
Помолчим немного…
Сплин
Мешок с головы мне сняли, как только мы подъехали куда-то… сам не могу понять, куда. Остановились… потом проехали дальше.
– Выходим…
Я сидел сзади, тот, что сидел справа, вылез сам и вывел меня, мешка на голове уже не было. Я огляделся… от увиденного кровь стыла в жилах…
Американское посольство…
Часть забора вынесена в хлам направленным взрывом, на стене тоже следы ударной волны, но пролома нет – хорошо подобрали мощность заряда. На асфальте россыпи стреляных гильз, и автоматных, и пулеметных, во всем здании, что я видел, ни одного целого окна, часть решеток вынесена. У дальнего угла кто-то валяется со щитом… накрытый этим щитом, то ли наш, то ли не наш… не понять.
Американское посольство захватили. Вот же…
Нет, поймите меня правильно. Я не любитель США и не фанат политики самопровозглашенной «империи добра». Но всему есть предел. Когда в семьдесят девятом иранцы ворвались в посольство США и захватили заложников – это помнят до сих пор, причем помнит весь мир. Мало кто помнит, что в том же семьдесят девятом в Пакистане пакистанские экстремисты захватили американское посольство, и еще одно нападение на посольство в Пакистане было в девяносто первом – при этом американцы странным образом забыли про Пакистан. Но Иран они помнят. И правильно помнят. И не Ирану или Пакистану выбирать, что Америке и всему миру помнить, а что – нет. Нужно просто не быть дикарем.
Я не прав? А почему нет? Есть разница между дикарями и не дикарями. В СССР – когда Великобритания напала на наше посольство в двадцатых – не стали в ответ громить посольство британское. И после Великой Отечественной за американским посольством, конечно, следили, но никто и не подумал бы его громить. И на Донбассе тогда не шахты затопляли, и не людей вешали, а выращивали розы. Красные розы. Донецк так и называли – городом «миллиона алых роз». И все это делали для того, чтобы быть нормальными людьми.
А теперь мы взрываем и затапливаем шахты. Убиваем людей. И захватываем американское посольство…
– Голову пригнул! Пошел!
Дверь вынесена взрывом, и внешняя, и внутренняя, направленный взрыв пробил их, как копье – паучью сеть. Снаружи, у стены, почти не опознаваемые шкварки – все, что осталось от человека. Горелая американская форма – видимо, выкинули, чтобы не воняло. Внутри – баррикада, зрачок автоматного ствола.
– Свои. Полоцк.
– Витязь тройка.
– Двойка. Вперед.
Меня подтолкнули.
– Лезь, справа.
Внутри – еще страшнее. Валяется щит – не наш, массивный «Забор», а более легкий, черный, меньше, чем «Забор», раза в полтора. Видны пробития, тут же у стены валяется и щитовик. Броник – в клочья, кто-то догадался, накрыл лицо какой-то тканью.
Все стекла вынесены в хлам, часть решеток – тоже: решили сделать их как можно менее заметными – и поплатились. С потолка свисают искореженные потолочные панели, большая часть светильников не горит, на стенах по всему коридору следы от пуль – и поверху, от огня с улицы, и ниже, от продольного огня по коридору.
Кто-то успел, используя монтажный пистолет, перекрестить окна стальными тросами: теперь, если кто-то попытается проникнуть в здание через окна, – а это стандартная тактика спецназа, – то его ждет кровавый и неприятный сюрприз – он напорется на эти практически невидимые тросы и будет расстрелян.
– Шагай. К лестнице.
Идем мимо ряда дверей. Какие-то вынесены, какие-то нет. В дверных проемах те же самые тросы, надо перешагивать. В одной из комнат замечаю заложников под охраной вооруженного автоматом боевика, из другой тянет горелым мясом, темно, плохо видно – хорошо видно только ноги в стандартных армейских ботинках на полу.
Поднимайся.
На лестнице пыль, потеки крови – черные, смешанные с пылью. На втором баррикад нет, но на стенах нет живого места. Обращаю внимание на спешно прилепленную под потолок камеру – они уже и собственную систему безопасности развернули.
Странно… но я не воспринимаю их как своих. Это террористы. Террористы, захватившие посольство. И что у меня с ними может быть общего?
– Направо.
Зал довольно большой. Освещен только автономными светильниками, но света хватает, так как еще день. Какая-то женщина ругается с вооруженным человеком, требует освободить ей руки. Еще несколько человек в углу, на них направлен автомат. В общем, если не считать наручников и автомата, обстановка, не выходящая за рамки, так скажем.
Когда мы вошли, все замолчали, даже эта женщина. Как я потом узнал – посол США в Беларуси.
– Оставайтесь здесь.
Теперь я был в распоряжении того человека, который только что ругался с женщиной насчет наручников. Он вывел меня в коридор, подошли еще двое…
– Ну, как тебе…
Кавказский акцент. И без похвальбы кавказцы не могут – для них общественное мнение очень важно.
Я пожал плечами:
– Нормально. Только дальше – что? Это Беларусь? Ты знаешь, что тут смертная казнь сохранена?
Кавказец в маске похлопал меня по плечу:
– Пошутил, да…
…
– Какая казнь, да… Тут Майдан, на площади скачут, презика скинули, какая казнь, да…
Не успел…
Интересно, а американцы, когда готовили для нас подарок, они хоть на секунду представляли, что мы поступим именно так, как сейчас поступаем? Что мы не предотвратим белорусский Майдан, а форсируем его?
Вряд ли….
А я все помню. Я был не пьяный. И начинаю понимать: кто ведет игру, какую и ради чего.
Гады…
– От меня что надо?
– От тебя, дорогой, совсем мало надо, да… Принесут камеру, ты сядешь, текст прочитаешь – и свободен.
– Свободен, – задумчиво повторил я.