– Где ее окна? – спросил он. Я показала. Телохранитель оценил.
Квартиру я описала по дороге, поэтому Боец успел продумать, что делать.
Я в это же время пыталась разобраться, для чего моему подсознанию понадобился молчаливый настороженный кот, и теперь пришла к решению.
– Пропустим Васю, он поскребется в дверь, а мы позвоним: соседи часто так делают.
– И что?
– Как только они откроют…
– Они не откроют.
– Хм…
– Пускай скребется. Какая-нибудь реакция все равно будет, мы послушаем. Только посредине двери и напротив замка не стой: если догадаются, что пришли посторонние, будут стрелять через дверь.
– Стрелять? В жилом доме?
– Тихонько так. С глушителем. Ладно, пошли. Держись грядки.
– Это клумба.
– Венок сплети, – сухо отозвался он, выскальзывая из машины.
Расстояние до подъезда мы преодолели вмиг. Боец прикрыл за спиной дверь.
– Слушай.
Замерли вдвоем, вылавливая малейшие шорохи из обычной подъездной тишины. Нет, не доносилось взволнованного дыхания с лестничной площадки второго этажа или пролета над нами, и никто не переминался с ноги на ногу от волнения или скуки, похоже, все было чисто. Я опустила умницу Ваську на ступени. Он зыркнул в мою сторону. Пробежал повыше. Застыл, словно черное изваяние в сумраке древнего храма.
Боец махнул мне рукой, в которой откуда ни возьмись появился черный пистолет, – мол, пошла по стеночке! – и сам двинулся вперед.
Так мы и продвигались: медленно, неслышно и неотвратимо – то ли во спасение шли, то ли на свою погибель.
Сердце билось все громче, даже непонятно было, почему Боец все не одергивает меня, не шикает…
Перед тем как войти на лестничную клетку, он сделал мне знак замереть, а сам высунулся за перила, глядя вверх. Тут же нырнул обратно. Затем высунулся и смотрел секунд десять, все так же прислушиваясь. Я в это время продумывала, как нам быть дальше, а мысли все путались, мешались: об Аннушке, Маргарите Ивановне – что они сделали с ними, твари?..
Васька неожиданно коснулся меня лапой – Боец взошел на площадку, и мой кот явно хотел узнать, зачем его взяли и что от него требуется.
– Вась, – прошептала я как можно тише, зная, что он все равно расслышит и поймет, – иди домой, домой! – и указала на дверь семьи Галко.
Кот, уже несколько раз приходивший сюда за прокормом, когда я подолгу не появлялась дома, сообразил, что его собираются покормить, и голодным хозяйским воем объявил о своем присутствии. Боец встал у двери, прижавшись к стене, я оказалась дальше всех, так сказать, прикрывая тылы.
Вася, не теряя времени, драл крепущими когтями обивку Аниной двери и не переставая орал благим мявом.
Боец, расслышав шаги за дверью, кивнул мне на нижний угол двери и сам присел.
Удивительно, но раньше мне не приходило в голову, что звуки лучше всего слушать вот так, ближе к полу, где они четче всего распространяются. Прильнув ухом к двери, я обратилась в слух.
– Что там за тварь? – тихо шикнули за дверью, голос был мужской.
– Это?.. – Сердце мое подскочило, забилось сильнее: жива Анечка, пока цела! Узнает ли, поймет? – Это… – Пленница как будто не верила собственным ушам. – Это Вася… он, наверное, есть хочет…
– Пусть… катится отсюда!
– Так он… не понимает, – слабо возразила Аня.
Услышав голос кормилицы, Васька с присущей только ему наглостью удвоил усилия.
– Тварь! – проронил держащий Аню мужик (он стоял боком к двери и сейчас всматривался в глазок, отчего голос его звучал глухо). – Он щас весь подъезд разбудит!
– Впусти! – приказали откуда-то из стратегического прохода «прихожая – гостиная».
– Там никого, – убедился дядька, осмотрев косым глазом площадку, – щас открою… бабу держи! – Аня тихонько охнула, быстро передаваемая из рук в руки. Похоже, свободу ее движений что-то ограничивало – связанные руки?
Боец дернул меня себе за спину, сам отступая вниз по лестнице, обернулся, одними губами прошептал: «Не сейчас» – и повлек дальше по ступенькам.
Скатились, как колобки, шорох одежды и легкий перестук каблуков потонул в громком чмоканье открывающейся двери.
– Быгом, гадина, – шикнул оттуда тип, стараясь быть потише.
– Мяааа?! – недоуменно вопросил кот (судя по шороху, отпрянув от двери).
– Иди, тварюга… придушу! – теряя терпение, рявкнул мужик и попытался схватить Васю.
Не тут-то было. Боевой товарищ, испытанный во многих переделках, наученный тактике боя и по-кошачьи непредсказуемый, вместо того чтобы убегать прочь от разъяренного дядьки, с ненавистью и воем вцепился ему в физиономию.
Сверху долетел вскрик, посыпались сдавленные проклятия и покатилась возня борьбы. Боец метнулся вперед, серой молнией вырастая перед окровавленным бандитом, оторвавшим от себя кота и швыряющим Васю об стену. Я рванулась следом, увидела, как, мгновенно нанеся врагу крепкий удар кулаком в челюсть, отчего тот крякнул и свалился, телохранитель, не останавливаясь, влетел в квартиру. Васька сиганул вниз, совершенно не используя ступени.
Одновременно раздались два приглушенных оружейных хлопка, я сунулась было туда, но лежащий начал приходить в себя.
Благородная Ведьма зашла ему за спину и крепко двинула сцепленными руками в основание шеи, как тому учили в секции. Он обтек. Внутри снова парно хлопнуло.
Заглянула в квартиру уже более осторожно, увидела прижавшуюся к вешалке Аню, наполовину утонувшую в дождевых плащах. Она безмолвно смотрела в комнату, откуда высовывались ноги в черных ботинках и брюках. Плечи ее тряслись.
Я втащила оглушенного в квартиру, захлопнула дверь; заполошный взгляд Ани нашел меня, в нем колыхнулись боль, надежда, тревога.
– Таня!.. – выдохнула она.
Я перерезала ножом кухонный фартук, которым незваные гости связали ей руки, уверенно сказала: «Все в порядке» – и, готовая ко всему, вошла в гостиную.
Картина, достойная кисти Пикассо, предстала передо мной: явный труп мужчины в костюме (тот, что отдал приказ впустить кота) – в руке пистолет, в груди дыра, вокруг расплывается кровь, в трех шагах еще один (кажется, тоже покинул этот мир: лицо у него белое, на виске синее пятно и кулачная вмятина). В углу комнаты, в кресле – Маргарита Ивановна, испуганным взглядом выхватывающая мое лицо, у ее ног лежит скрученный веревкой Илья, который соприкасается светлой головой с темной головой еще одного поверженного врага – малого двух метров росту, в спорткостюме, с лицом, перекошенным от боли, – молчащего из последних сил.
Невредимый, только чуть растрепанный Боец держит ногу на его спине, заведя левую руку громилы так, чтобы одним рывком вывернуть сустав из плечевой сумки. Другой ногой наступил на правую – стоит, всматривается в проход спальни.