– А зачем она вам?
– Я бы хотела поговорить с ней о ее бывшем муже, Вострецове Геннадии.
Губы женщины презрительно скривились, потом тонкие выщипанные брови вдруг взлетели вверх. Но дверь открылась шире.
– О Генке? А чего о нем говорить? И вообще, вы кто?
Я с готовностью полезла в сумочку:
– Я – частный сыщик Татьяна Иванова, вот мое удостоверение… Я расследую одно дело…
Через пару минут мы сидели на кухне – я и Маргарита Александровна. Она заварила нам кофе – дешевую бурду черного цвета, пододвинула к себе треснутую массивную пепельницу, немного нервно закурила.
– Значит, говоришь, тебя интересует, есть ли у нас дети? – неожиданно переходя на «ты», спросила женщина.
Я кивнула, внимательно посмотрев ей в лицо. Она затянулась, выпустила струю дыма в сторону, взгляд ее серых узких глаз был презрительно-равнодушным.
– Есть у нас дети, есть. Сын Павлик, пятнадцать лет ему. Что еще хочешь знать?
Я тоже достала из своей сумочки пачку сигарет:
– Можно?
– Валяй! Пока Пашка в школе, можно и подымить. Потом проветрю.
Я закурила.
– Маргарита Александровна, я хотела бы знать, является ли ваш сын наследником вашего бывшего супруга?
– А что, Генка вдруг решил отбросить копыта? – усмехнулась женщина, прищурив глаза, отчего они стали похожими на щелки.
– Честно говоря, не знаю. Вообще-то не похоже.
– Жаль. Я бы хотела, чтобы этот урод сдох! Ну, что так смотришь? Ты замужем?
– Нет.
– Разведена?
– Нет, я еще не имела возможности побывать замужем.
– Тогда ты меня не поймешь. А ты представь себе двадцатилетнюю девчонку, только что окончившую медучилище, доверчивую и чистую, которую охмуряет двадцатипятилетний парень – высокий плечистый красавец, как мне тогда казалось. Месяца два он за мной по пятам ходил, пару раз цветы подарил, в кино сводил, в кафешку… Короче, я и сама не заметила, как влюбилась в него, дура деревенская. Ответила взаимностью, на свидание к нему бегала, даже один раз с работы сбежала, выговор от начальства получила… Короче, и сама не заметила, как жить к нему переехала. Он тогда в двушке жил здесь же, в Трубном районе, жил с престарелым отцом-инвалидом. Я и готовила им, и убиралась, и в магазин бегала, ну, там, понятно, стирала-гладила…
Маргарита Александровна глубоко затянулась, даже закашлялась. Разогнав дым рукой, глотнула пару раз из своей чашки кофе. Я покосилась на свою, но притронуться не решилась.
– Год спустя Пашка родился, – через минуту продолжила она. – У Генки тогда с работой туго было, он и так-то работать был не мастак, лентяй, короче говоря. Приворовывал помаленьку у себя на заводе, продавал мужикам в гаражах какие-то запчасти… Потом с картежниками связался, придурок, пару раз выиграл кое-какие деньжата, а затем, естественно, проиграл. Я ему, дураку, говорила: не ходи играть, там же жулье одно! Обштопают тебя, как пацана зеленого. Он меня не слушал, посылал куда подальше, все говорил, что выиграет большие деньги и мы в Москву жить поедем. Ну не идиот?! Вот я и говорю, стал он проигрывать – раз, потом другой, потом еще и еще… Задолжал он серьезным людям конкретную сумму, а чтобы с долгами расплатиться, взял да и ограбил женщину в подворотне, придурок!
– Ограбил женщину? – переспросила я. – И что? Его посадили?
– А то как же! Пять лет впаяли! По сто одиннадцатой и по сто шестьдесят первой.
– Нанесение тяжких телесных повреждений и грабеж, – кивнула я.
– Ага. У него нож с собой был, представляешь?! Он им женщине грозил, к лицу подносил, потом избил ее конкретно, тетка та в больницу попала, говорят, долго лечилась…
– А вы?
– А что я? Ждала его, естественно, муж все-таки, хоть и преступник. Дура! Надо было тогда сразу его, козла, бросить.
– Почему?
– Потому что потом он сам меня бросил. Отблагодарил за все сразу, урод.
Маргарита Александровна докурила сигарету, раздавила ее в пепельнице, затем залпом допила остатки кофе, с чувством шмякнула пустой чашкой о стол.
– А вы его все-таки дождались? – спросила я.
– Дождалась, – подтвердила она. – И передачки ему носила, точнее, посылала, он же не в Тарасове сидел. Письма писала, несколько раз на свиданки ездила… Я же говорю: дура я! Он откинулся немного раньше срока за примерное поведение, как он сам говорил, приехал домой, посидел пару месяцев дома, отдохнул от зоны, потом на рынок охранником устроился. Я-то поначалу даже обрадовалась: как же, муж у меня работать пошел, мне теперь полегче будет – в плане денег. А он вдруг в криминал подался! Представляешь? Связался с какими-то подозрительными типами, руки у них – все в синих наколках, рожи – страшнее не придумаешь, головы бритые. Большие деньги у моего Генки тогда появились.
Женщина достала из пачки еще сигарету, щелкнула зажигалкой. Я к тому времени докурила свою и затушила ее в пепельнице.
– Вскоре он бросил работу охранника, я, естественно, стала ругаться, с ума, говорю, сошел, как жить будем на мою зарплату медсестры? А он говорит: мне, мол, теперь работать не надо, я и так при деньгах! Что за деньги, откуда? Он ничего конкретно не говорил, отмахивался от меня, как от назойливой мухи, потом просто стал посылать подальше… Практически весь день дома сидел, а ближе к вечеру уходил. Пропадал до поздней ночи, иногда до утра. Приходил под градусом, и я стала замечать, не только спиртным от него пахло…
– Духами тоже? – предположила я.
Маргарита Александровна кивнула, она снова скривила рот, выражая «козлу» свое женское презрение.
– Баба-то у него давно появилась, но это я потом поняла. Он сначала ей хатку купил, потом сам туда и перебрался. Урод! Все мужики уроды, Тань, поверь мне! Говорят, он потом ту дуру выгнал, видать, чем-то не угодила.
Маргарита нервно затянулась несколько раз подряд.
– А насчет его сестрицы Эммы Павловны вы, случайно, не в кур…
– Эмка? – быстро перебила меня женщина. – Знаю я про Эмку, как же! Порядочная сволочь она, да у них вся семейка – уроды один к одному. Ведь это ей тогда Генка денежки отволок, а денежки криминальные, сама понимаешь, честных у него отродясь не водилось. Она на них клуб открыла, ну, такой, где тощие девицы от безделья ногами дрыгают.
– А гостиница?
– Это уже потом, на доходы с клуба, я так думаю. А Генку охранником к себе взяла! Ну, не смешно? Он, понятно, на должность финансового директора не тянул, мордой не вышел, но охранник-водитель… И как только он согласился? Правда, подозреваю, платит она ему именно как директору.
– Что же он сам этими деньгами не воспользовался? – удивилась я.
– Кто, Генка? Да ты что! Скажешь тоже! «Не воспользовался»! Да он бы их все быстро промотал, прокутил по ресторанам да бабам, он же транжира еще тот! В карты вон тоже любил… Деньги у него никогда не задерживались, утекали, как песок сквозь пальцы, он и сам это прекрасно понимал. Он тогда ей лимонов пять дал, не меньше! Она их в дело пустила, она же баба умная, хваткая, раньше финансовым директором в какой-то фирме работала, у нее образование не то экономическое, не то финансовое… я в этом не разбираюсь. Короче, в вопросах денег она лихо волокет, в той фирме, говорят, ее ценили. Так вот, Генкиными денежками Эмка с умом распорядилась, теперь вот постоянный доход имеют. Оба. А ему одному этого бабла хватило бы ну разве что на год, не больше. Так что Генка правильно сделал, что отволок его сестрице.