– Ладно, пора смешаться с толпой, Тэйлор. Добудь мне хороших снимков.
Тэйлор исчез в толпе с телефоном в руках, а я направился к столу, на котором был установлен лэптоп. Картинка на мониторе была гораздо четче, чем на большом экране, хоть и выдавала те же плохие новости.
00:03:13
На виселице висел безногий человечек.
– Кошмар какой-то, – услышал я тихий голос за спиной.
Я обернулся и увидел Шеперда. Если Барбара постарела на шесть лет, то Шеперд – на двадцать. Напряжение брало верх – оно было у него в мышцах, в глазах, в каждом слове, которое он произносил. Аккуратная форма, в которой я увидел его днем, была помята. На линзе очков остался жирный след от пальца.
– Я видел Барбару Гэллоуэй, когда входил, – сказал я таким же тихим голосом, потому что в окружающей тишине по-другому было нельзя.
Шеперд фыркнул и покачал головой. Он поправил очки, нажав пальцем на переносицу.
– Этот ее адвокат – что-то с чем-то. Ни слова ей не дал сказать, ни одного слова. Она просто сидела и пользовалась законным правом хранить молчание. Какой бы вопрос мы ни задавали, ее адвокат нас затыкал.
Мы оба смотрели на экран, отсчитывая секунды.
00:02:34
– Она непричастна, вы же знаете.
– Да, знаю. Но вы же понимаете, как все устроено. У Гэллоуэя была интрижка, то есть у супруги потенциально есть мотив. Нам нужно было отработать этот вариант.
– Какая была реакция на новость о том, что вы ее вызовете в участок?
– В каком плане?
– Ну, кто-нибудь что-то сказал? Например, кто-нибудь вам говорил, что это плохая идея?
– Только мэр Морган. Он и отец Гэллоуэя были лучшими друзьями много лет, а его сын и Сэм выросли вместе. Он не понимал, чего мы добиваемся, вызывая Барбару, и я его могу понять. Но, как я и сказал, есть возможный мотив, и в данном случае мы обязаны действовать по инструкции.
– А был кто-нибудь, кто одобрил такой ход?
Шеперд покачал головой, и у меня в животе что-то шевельнулось. Так всегда бывало, когда что-то складывалось не так, как мне хотелось. Я как можно осторожнее задал последний вопрос, стараясь, чтобы он прозвучал так же непринужденно, как и предпоследний. Судя по тому, что Шеперд не проявил любопытства и не спросил, почему я спрашиваю, у меня получилось.
На самом деле все это было не так уж и важно. Шанс был мизерный, он и не сыграл. Я дал возможность убийце повернуть расследование в тупик, но он не съел наживку. А раз не съел, значит, надо начинать все сначала. Я поискал глазами Тэйлора. Он был в другом конце зала, одним глазом смотрел на экран, как бы вместе со всеми отслеживая цифры, а другим глазом – в телефон, как бы проверяя смски.
– Как дела с отрабатыванием версии? – спросил Шеперд.
– Да никак.
– Вы расскажете, чем занимались весь вечер, или это государственная тайна?
– Я хотел проверить нефтеперерабатывающий завод.
– Нашли что-нибудь?
– Ничего, – покачал я головой.
– Я не удивлен. Мы в клочки разорвали его и ничегошеньки не нашли.
– Мне очень нужно увидеть место преступления.
– Я услышал вас, Уинтер, и мы делаем все возможное. Мы найдем его, это я гарантирую. Как работается с Тэйлором?
– Хорошо, он умный парень. У него большое будущее.
Шеперд погладил усы и спросил:
– Что же вы оба делали?
– За собственными хвостами охотились, без особого результата.
– Я знаю, что это за чувство.
Я потер лицо и вздохнул.
– У меня ощущение, как будто я большую часть дня бился головой о стену, и все равно через минуту кто-то умрет. Бывали у меня дни и получше, это уж точно.
– У меня тоже.
Мы замолчали, углубившись в медленную смену цифр на экране лэптопа.
00:01:04
Четверка превратилась в тройку, а через две секунды – в единицу. Через шестьдесят секунд мы увидим нули и опять перенесемся в бетонную коробку, увидим, как еще кто-то бьется на грязном полу с кляпом во рту. Бомж в разных ботинках подойдет с канистрой и выльет ее содержимое на жертву. Зажжет спичку, и этот маленький огонек превратится в большое адское пламя. И мы совершенно ничего не могли сделать, чтобы это предотвратить.
Еще никогда в жизни я ни в чем не был так уверен. Это был единственный возможный сценарий происходящего. Главная цель, с которой огромные киностудии выпускали трейлеры перед выходом фильмов, – привлечь максимальную аудиторию, чтобы впоследствии заработать максимум на прокате фильма. Бюджеты полнометражного фильма огромны, не так уж редки суммы в сотни миллионов долларов. И все до последнего цента нужно вернуть, а еще и заработать сверху, поэтому делается все возможное и невозможное, чтобы заполнить места в зрительном зале.
Но убийцу мотивировали не деньги. Его цели были гораздо чернее. Ему было недостаточно, чтобы кто-то умер самой страшной смертью, которую только можно себе представить, ему нужно было внимание аудитории. А разве можно себе представить лучших зрителей, чем его собственные преследователи? Он хотел ткнуть нас носом в собственную глупость, хотел, чтобы мы признали его гений. Он хотел сказать, что он был умнее нас. Он ошибался.
Первое видео служило трейлером, способом привлечь внимание. И он сработал. Сегодня в этом зале были все полицейские Игл-Крика. Все, кроме одного.
00:00:18
Когда я вошел в зал, здесь было тихо. Сейчас стало еще тише. Все сидели не двигаясь, не сводя глаз с экрана, ожидая чего-то, призывая это что-то. Я помню только один раз, когда такая же большая комната, заполненная копами, погрузилась в тишину. Тогда нам сказали о том, что был найден труп ребенка. Но в тот раз тишина была другая – тишина от ужаса. А здесь была тишина предвкушения.
00:00:03
Я смотрел, как тройка превратилась в двойку. Вечность прошла между двойкой и единицей. Все затаили дыхание и подались вперед.
Единица превратилась в ноль.
Ничего не произошло.
Я смотрел на монитор лэптопа с нулями. Потом перевел взгляд на большой экран с мутными цифрами. И снова на монитор. Но, куда бы я ни смотрел, везде было одно и то же: два ноля, двоеточие, два ноля, двоеточие и снова два ноля.
00:00:00
Время шло, но ничего не менялось. Прошло три секунды, четыре, пять.
– Уж чего-чего, а этого я не ожидал, – пробормотал я.
– Что за фигня? – ругнулся рядом Шеперд.
И тут лавину прорвало. Все вдруг встали, стали двигаться по комнате и разговаривать все разом – словно прорвало дамбу. Напряжение вылилось в одну большую волну. После такой долгой тишины и неподвижности неожиданно возникшее движение и шум были насилием над органами чувств.