Мне было легко представить, как Чоут сидел здесь по выходным, слушал проповеди по этому старинному радио и читал Библию. И протирал пыль со статуэток под неодобрительным взглядом нарисованной матери.
Был ли он геем? Чем больше я об этом думал, тем вероятнее мне казался такой вариант. Если и был, то он спрятал эту часть себя так глубоко в шкаф, что она задохнулась бы под неподъемным чувством вины. Я провел в доме всего ничего, и мне уже казалось, что на меня падают стены. А каково прожить здесь всю свою жизнь?
Я сел в кресло. Рядом с Библией – четко параллельно – лежал блокнот. Параллельно блокноту лежала ручка. Библия, блокнот, ручка были выстроены в один идеально ровный ряд. Посредине верхнего листа блокнота – как раз на месте потенциального сгиба – отпечаталось единственное слово: извините. С маленькой буквы, без знаков препинания.
История продолжала разворачиваться, в ней появлялись все новые детали. Комната провоцировала чувство вины. Вина была написана большими буквами на страницах этой большой и старой семейной Библии. Один взгляд на портрет мог бы заставить ни в чем не повинного человека признаться в грехах, которые он никогда не совершал.
Я все никак не мог понять, в какую же сторону меня хотел развернуть убийца, куда завести.
Чоут провел свои последние часы именно в этой комнате. Он ходил взад-вперед, думал, снедаемый чувством вины. Он, наверное, даже вытирал пыль. А потом, когда чувство вины стало невыносимым, он сел, написал предсмертную записку, аккуратно ее сложил, засунул в нагрудный карман и поехал на старый нефтеперерабатывающий завод.
Я видел только одно белое пятно, потенциальную дырку в сюжете. Зачем Чоуту было убивать Сэма? Какой у него был мотив? Возможно, убийца и на месте этого пятна имеет целую историю, которую мы пока даже не начали читать.
Одним из вариантов была ревность. Я мог представить, как тяжело было Чоуту сидеть в этой закрытой ото всех идеально чистой жизни. И с каждым днем становилось все тяжелее и тяжелее. Он мог видеть, как Сэм проносится по городу на своем «феррари» – беззаботный, импозантный. Идеальная мишень для того, чтобы выместить на нем всю свою злость. Чоут терпел, терпел, но когда эмоции вышли из-под контроля, он взял и убил его.
Точно так же я мог бы выдать с десяток других возможных мотивов, но до тех пор, пока один из них не подтвердится, все это было просто фантазией. Я знал одно: убийца бы не оставил белых пятен в сюжете. Каждый его поворот имеет свою подоплеку.
Когда из кухни пришла Ханна и увидела портрет, она остановилась как вкопанная.
– Это очень, очень плохо, – сказала она шепотом в крайнем изумлении. – И несколько страшно. Я говорила вам, что с матерью все серьезно.
– Да, ты говорила. Ну, как дела с кухней?
– Боюсь, ничем порадовать не смогу. Ведь есть детские хлопья, когда тебе за двадцать, – не преступление? У вас как? Нашли что-нибудь?
– И да, и нет. У меня выстраивается более четкое понимание Чоута, но того, что искал, я не нашел. Убийца обладал компроматом на Чоута, чем-то серьезным, что он мог использовать против него. Это и позволяло убийце контролировать жертву.
Ханна кивком указала на портрет.
– А это недостаточно компрометирующее?
– Недостаточно. Я имею в виду что-то настолько серьезное, что Чоут предпочел умереть, чем раскрыть эту информацию. Это и заставило его поехать на заброшенный завод и встретиться с убийцей.
Я пошел на второй этаж, Ханна следовала за мной. На полдороге завибрировал мой мобильный, и мы чуть не подпрыгнули от неожиданности. Хоть дом и был пуст, мы все же чувствовали себя взломщиками. Учитывая обстоятельства, это чувство было неизбежно. Ханна тихо и с огромным облегчением выругалась, когда поняла, откуда идет звук.
Пришло смс от Тэйлора. Судя по всему, он не хотел звонить из-за опасений быть подслушанным и предпочел прислать сообщение.
– Тэйлор прислал смс, – показал я телефон Ханне.
Она подошла поближе, чтобы лучше видеть экран, и через секунду на нем отобразилось сообщение. Оно состояло всего из двух слов: «Пока ничего», и теперь уже пришла моя очередь выругаться. Я ответил ему, чтобы он не слал ничего до тех пор, пока не появится что-нибудь стоящее, и убрал телефон.
Я пошел в спальню Чоута, а Ханна направилась в другую комнату. Много времени у меня спальня не заняла: Ханна и так ее проверила вчера. Если бы там что-то было, она бы нашла. В сфере обыска она была как рыба в воде.
Когда я вошел, Ханна, стоя на четвереньках, смотрела под кроватью. Было похоже, что в комнате жил подросток. Хотя нет. Как будто эта комната была идеальной для мальчика-подростка. Причем подростка не современного, а годов из пятидесятых-шестидесятых.
С потолка свисали модели истребителей, собранные и покрашенные собственноручно, с любовью. Чоут наверняка вложил в них очень много труда и времени. Весь книжный шкаф занимали детективы и книги о войне. Состояние корешков говорило о том, что их перечитывали не раз. В углу под навесными полками стоял маленький письменный стол. На односпальной кровати – выцветшее голубое покрывало, на окнах – гармонирующие выцветшие голубые шторы. Мое внимание привлекло то, что в комнате не было телевизора, CD-проигрывателя, дисков, плакатов.
Это было единственное помещение в доме, в котором не было следов уборки, не была вытерта пыль. Скорее всего, после смерти матери Чоут переехал в ее спальню и перестал даже заходить в свою комнату. И, закрыв за собой дверь, он попытался забыть об этой странице своей жизни.
– Взгляните вот на это, – позвала Ханна.
Она встала с пола и стояла у кровати. В руках у нее была фотография в рамке и коробка с прикроватной тумбы. Человек на фотографии был одет в армейскую форму и горделиво позировал. Внешнее сходство позволяло заключить, что это был отец Чоута. В коробке лежало «Пурпурное сердце» – медаль, вручаемая военнослужащим, погибшим или получившим ранение от действий противника.
– Есть еще что-нибудь?
– К сожалению, это все.
Я глубоко вздохнул.
– Может, не было у него никаких скелетов в шкафу, Уинтер? Может, все так, как есть? Может, он просто был одиноким и грустным человеком, не сумевшим повзрослеть?
– Нет, что-то должно быть. Как тебе такой сценарий? Убийца приходит сюда, заставляет Чоута написать предсмертную записку, вытаскивает его из дома, везет в багажнике на завод, расстреливает, инсценирует самоубийство, уезжает. Что не так в этой версии событий?
– «Ниссан». Кто-то должен был быть за рулем, и это не мог быть убийца, ведь ему нужно как-то добраться домой. Вряд ли он совершил убийство и пошел ловить попутку.
– Ты права. Чоут сам должен был приехать за рулем машины, а значит, убийца каким-то образом вынудил его это сделать. И – нет, второго стрелка в кадре нет. Это фильм с одним главным героем.
– Ну, в доме ничего нет. Я бы нашла.