– Кто-нибудь… верните его… – попросил профессор Бегад, но его никто не услышал.
Из прохода вырвался луч голубовато-белого света. Канавар завис в воздухе. Еще секунду его ноги дергались в последних па танца эйфории. Затем он весь словно окостенел.
В следующий миг будто схваченный невидимой гигантской рукой Канавар понесся прямо к входу в мавзолей.
– Под парением понимался всего лишь речевой оборот! – завопил он. – Кто-нибудь, помогите мне!
Я вскочил на ноги, но папа удержал меня:
– Нет, Джек, оставайся на месте.
Торквин, двигаясь со скоростью, которой я от него даже не ожидал, бросился вперед и схватил Канавара за лодыжку.
– А-а-ай, мне больно! – вскрикнул Канавар. Удерживаемый стальными пальцами Торквина, он завис параллельно земле, головой к дверному проему.
– Ногу не отпущу, – проворчал Торквин.
– Да, но тогда нога оторвется от туловища! – закричал Канавар.
Арка задрожала. Из ее темных глубин в небо ударил электрический разряд, от грохота которого у меня зазвенело в ушах, как от хорошего удара кулаком. Я повалился на спину. Торквин тоже упал, выпустив Канавара.
Воздух перед проемом засветился и закружил воронкой подобно туче изголодавшихся комаров. Вскоре он загустел, и из него сформировался человеческий силуэт. Фигура женщины.
Она подняла руку, и Канавар подлетел и завис перед ней. Женщина проревела что-то на неизвестном мне языке, а Канавар в ответ завизжал:
– Молю вас, отпустите меня! Мне очень жаль! Сие был несчастный случай!
Глаза женщины вспыхнули оранжево-красным. Канавар ракетой взмыл вверх, прямо к крыше здания.
Эли и Касс подползли поближе к нам с папой. Торквин отпрыгнул назад, загораживая нас собой.
Женщина начала спускаться по лестнице. Ее лицо было высохшим и серым, а кожа, похоже, отслаивалась от мышц. Волосы, белые и безжизненные, спускались почти до пят. Женщина указала на нас костлявым пальцем, обтянутым тонкой кожей, с черным и загнутым, как бараний рог, ногтем.
Она заговорила, и мне показалось, что по моим барабанным перепонкам заскребли булавками.
– И это все, на что вы способны? – сказала она, вскинув руку вверх.
Получить ошметком кожи зомби в глаз совсем не весело. Щиплется он не меньше, чем воняет.
Я отчаянно заморгал заслезившимся глазом, пытаясь избавиться от гадкой «соринки».
– Ты в порядке? – забеспокоился папа.
– Отвечайте на вопрос: это все, на что вы способны? – повторила женщина. Непострадавшим глазом я видел, как она нетвердым шагом спускается по ступенькам, осыпая их мелкими фрагментами собственного тела. Не знаю, были ли то осколки ее костей, обрывки ветхой тоги или просто последствия ужасной экземы.
– Да! – выпалила Эли. – Или нет. Я не знаю. Вы не могли бы перефразировать вопрос?
Жуткое создание продолжало идти к нам, оставляя за собой след из телесной трухи и так и не опустив руку. Слезы успели промыть мой глаз, и я проследил за ее костлявым пальцем, указывающим на крышу мавзолея, где на одной из впряженных в мраморную колесницу лошадей сидел в весьма некомфортной позе Канавар.
– Я спрашиваю о душе, ты, полуразумная! – ответила женщина. – Это все, на что вы способны ради души? Отвечай, высохший чернослив, имевший несчастье зваться человеком!
– Во мне сокрыто немало талантов, о Госпожа этого Дома, – закричал в ответ Канавар, свесившийся с мраморной лошади и всем своим видом напоминавший горгулью. – И я бы с превеликим удовольствием поведал о них, если сие будет уместно, лицом к лицу… Точнее, лицом к остаткам сего. У вас, случайно, лестницы не найдется?
Женщина крутанула пальцем, что-то бормоча себе под нос.
Канавар с громким визгом торпедой взмыл в воздух и, нелепо размахивая руками и ногами, начал падать на нас. Торквин вскочил и принялся раскачиваться из стороны в сторону, примеряясь к «снаряду». Канавар влетел в его руки совершенно бесшумно, словно какой-то гигантский зефир.
– Гол, – буркнул Торквин.
– Мы пришли с миром! – Голос Эли дрожал. – Меня зовут Эли, это Джек, Касс, Торквин и мистер Мартин Маккинли. Люди за нами – это доктор Тереза Бредли и профессор Радамантус Бегад. А вы, простите?
Женщина опустила руку, и с ее мизинца оторвался и упал на лестницу лоскут кожи. Я невольно отвернулся, чтобы не видеть этого отвратительного зрелища.
– Я Скилаки, – сказала она.
– Что за чудесное имя! – тут же заявил Канавар. – Прекрасное. Певучее. Меня зовут Канавар – доктор Канавар, если совсем точно, – и я спешу выразить вам свою глубочайшую…
– Мое имя означает «маленькая собачка», и я презираю его! – перебила его Скилаки. – Меня звали Прорицательница Семьдесят Три, что вполне устраивало меня, но не нашу правительницу. Слишком много прорицательниц, сказала она, а если ее величество царица Артемисия чего-то пожелает, она свое получит. А теперь, раз вы нашли вход, который искали, давайте приступим к обмену и покончим со всем этим. Артемисия не терпит задержек! Но, возможно, я смогу доставить ей экземпляр получше, чем этот… гомункулус Кавиар.
– Канавар, – сказал карлик. – И вы абсолютно правы! Я недостоин! Моя душа вся иссохла и сморщена…
– Тихо, гномообразное, или колесница тебя ждет! – вскричала Скилаки.
Я сглотнул. Даже смотреть на Скилаки было трудной задачкой. Ее глаза, казалось, готовы были в любую секунду выпасть из глазниц. Мне пришлось приложить немало усилий, чтобы сдержать дрожь в теле, когда я заговорил.
– Мы ищем Галикарнасский мавзолей, – сказал я. – Мы просто хотим зайти туда, найти кое-что нужное нам и выйти.
– И что вам нужно, дитя? – спросила Скилаки.
Касс и Эли в панике посмотрели на меня.
Было ли ей известно о силах, скрывающихся в локули? Я этого не знал. Нельзя было открывать все карты. Вдруг, узнав, за чем мы пришли и что потом собираемся с этим делать, она начнет чинить нам препятствия?
– Э… Ничего такого, – ответил я. – Каменный шар. Но мы, люди, ценим его за его красоту. Насколько нам известно, Артемисия получила его много лет назад. Может, она сможет нам помочь.
Скилаки с секунду смотрела на меня пустым взглядом, затем направилась ко мне, со злостью впечатывая ступни в землю. Я отвернулся, не желая видеть новый дождь из трухи.
– Не смей вещать мне о каких-то глупых камнях! Царица. Желает. Душу. Навечно.
– Что-то мне подсказывает, что под душой имеется в виду не принятие ванны, – сказал Касс. – Потому что это еще можно организовать, а…
Скилаки сощурилась, и на землю полетели несколько ресничек.
– Вы испытываете мое терпение!