Катя усмехнулась.
– Для начала хотя бы с судами справиться.
– А я что говорю, – подхватил Леднев, – а хотят все сразу. Легко тебе дается один участок? А тут река! Волга!
Катя понимала: разногласия лежат где-то близко от ее собственных разногласий с Ледневым. Но вместо с тем она чувствовала: Леднев нуждается в ее поддержке. Ей хотелось вступиться, защитить его, бороться с людьми, которые не понимают, что все поступки Леднева продиктованы самыми лучшими побуждениями. А ошибаться может каждый.
– Вот чем они занимаются! – закричала Сима, входя в кабинет. – Мы честно танцуем, а они водку пьют. Нет! Теперь ваша очередь. – Она затормошила Леднева. – Идите, идите, приглашайте свою даму.
Улыбаясь, Леднев вопросительно смотрел на Катю.
– Идите же! – Сима подтолкнула Катю.
Играли вальс. С первых же тактов Катя почувствовала, что Леднев умеет танцевать, но сейчас держится не совсем уверенно, потому, может быть, что давно не танцевал, или потому, что выпил.
Катя сжала плечо Леднева и сама повела его. Он был послушен и покорен в ее руках. В нем, таком сильном и мужественном, ей вдруг открылась слабость. И от этого он стал ей еще более дорогим.
Было раннее утро, когда они шли по пустынной набережной Волги.
Рассвет вставал над рекой. Фонари горели молочно-белым, уже никому не нужным светом. На воде сверкала рябь, по утреннему свежая, блестящая, студеная. На деревьях пересвистывались невидимые птицы.
Сима влезала на металлическую ограду парапета, требовала, чтобы ее пустили выкупаться, просила старика рыболова продать ей улов, и он, обернувшись, бесстрастно смотрел вслед этой хорошо одетой, но пьяной женщине.
Потом ее шумное веселье сменилось нежностью к Кате.
– Костя хороший человек, – говорила Сима с тем сообщническим и деловым видом, с каким говорят о подобного рода вещах женщины ее возраста, – очень хороший. Но он одинок. Сорок лет – не шутка! Выходите за него, Катюша, честное слово, выходите.
Катя рассмеялась.
– Вы говорите так, будто он сделал мне предложение.
– Катенька, милая, все зависит только от вас, честное слово. Вы же умница. И специальность у вас одинаковая, общие интересы. Вот увидите – он будет прекрасным мужем, простой, добрый…
Солнце быстро, на глазах, поднималось из-за горизонта. Сначала это был красный огненный шар. Затем, начиная с верхней половины, он постепенно белел, принимая цвет раскаленного металла.
Пропыхтел первый хлопотливый утренний баркасик. Прошли мальчики с удочками. Грохоча и вызванивая, начали свой трудовой день землечерпалки.
Сима объявила, что устала. Начали останавливать машины. Смешно было смотреть, как Юрий Михайлович и Леднев уговаривали шоферов. Леднев делал это с напускной фамильярностью, Юрий Михайлович – с некоторым подобострастием.
Наконец, им попался крытый пикап. Никто не захотел садиться в кабину, и все полезли в кузов. Задний борт не откидывался. Мужчины подымали женщин, подсаживали их. Леднев подсадил Катю, и она ощутила силу его рук.
В кузове стояли ящики, было тесно и неудобно. Леднев сидел против Кати, колени их соприкасались, он держал ее руки в своих. Пикап качало и бросало по мостовой. Потом так же неожиданно, как она потребовала ехать, Сима объявила, что ей неудобно, у нее затекли ноги. Она застучала шоферу, тот остановил машину. Все вылезли и пошли пешком.
Юрий Михайлович принимал капризы жены безропотно – видно, привык к ним, – только иногда морщился.
Леднев и Катя ни о чем не говорили, но она чувствовала нежное прикосновение его руки и, когда поворачивала голову, видела его улыбку и отвечала ему такой же улыбкой.
Перед Катиным домом все остановились.
– Напоите нас чаем – и все, – твердила Сима, – посидим и уйдем.
– Выдумки, – сказал Юрий Михайлович, – глупости!
– Всего полчаса, – упрямо повторяла Сима. – Ну, право, Катюша, пустите нас!
– Пожалуйста, – ответила Катя, краснея. Она хорошо представляла, какой переполох поднимется в доме.
– Нет, нет, – решительно сказал Леднев. – Не надо. Идите, Катюша, отдыхайте.
– Такси! Юра, такси! – закричала Сима и, увлекая за собой Юрия Михайловича, побежала навстречу машине.
Катя и Леднев остались одни.
– Ты довольна сегодняшним вечером? – спросил Леднев, не выпуская Катиной руки и заглядывая ей в глаза.
Улица была тиха и пустынна. Катя прижалась к Ледневу и поцеловала его.
– Что ты завтра делаешь? – спросил Леднев.
– Пойду на участок.
– Ведь воскресенье.
– Надо посмотреть.
– Видишь ли, – нерешительно сказал Леднев, – я думал, что ты завтра придешь ко мне… к нам… Ирина приехала из Гагр, и я думал, может быть, ты придешь.
Катя молчала.
Он участливо спросил:
– Тебе не хочется?
Она ответила:
– Ирине будет тяжело, и мне жаль ее.
Он вздохнул:
– Когда-то надо пройти через это.
– Да, конечно, – сказала Катя. – Хорошо, в воскресенье я приду.
Уходя от жены к другой женщине, мужчина приобретает другую семью. Новую семью создает, выходя замуж, и покинутая женщина. В любом из этих случаев ребенок теряет семью навсегда. А он единственный из троих, кто не может обходиться без нее.
Становясь женой Леднева, Катя не разрушала его семьи. Но их отношения до сих пор касались только их двоих, теперь от них зависела судьба третьего. Этот третий был ребенок, защищенный в этом мире только любовью отца. И эту любовь он должен разделить с чужой женщиной. Катя понимала Ирину, жалела ее, чувствовала себя виноватой перед ней: вторгается в ее жизнь.
Но Катя встретила не ребенка, а девушку – невысокую, тоненькую брюнетку с умным лицом и карими глазами, выражавшими живое и, быть может, несколько насмешливое любопытство. Черные, сросшиеся на переносице брови и густой южный загар делали ее похожей на армянку. И вместе с тем она была похожа на Леднева. И это сходство двух людей – блондина и брюнетки – было удивительно. Она лежала на диване с книгой в одной руке и яблоком в другой, картинная в ярком халате и зеленых домашних туфлях.
– Знакомься, Иришка, – суетливо говорил Леднев. – Воронина, Екатерина Ивановна. А это моя Иришка, лежит и грызет яблоки.
Ирина пошарила рукой позади себя, вытащила яблоко, протянула его Кате.
– Хотите?
Катя села и взяла яблоко. Оно было с одной стороны желтоватое, с другой красное, и на стебельке висел зеленый лист.
– Это я в Понырях купила, – сказала Ирина. – А вот эти… Она снова пошарила за спиной. Пружины дивана ослабли, и по нему покатились яблоки, груши, сливы, две маленькие дыньки, нож с костяной ручкой… Все это лежало за спиной девушки вместе с помятой тетрадью, самопишущей ручкой, камешками с морского берега и большим пушистым котом. Кот лениво потянулся, спрыгнул с дивана и пошел по комнате.