Это и спасло человечество.
Мы заняли ту странную нишу, которая была свободна в галактической иерархии рас. «Чайные клиперы» космоса… Для чужих путь от звезды к звезде – месяцы. Для нас – часы или минуты. Не самая приятная роль работать извозчиком.
Но по крайней мере она дает нам свободу.
Рептилоид по-прежнему стонал и вздрагивал в своей эмбриональной позе. Что с ним творится… невозможно представить. Нечеловеческая психика, а теперь еще и нечеловеческое сумасшествие. Одно хорошо, счетчики – одни из самых слабых и беззащитных существ космоса.
Я протянул руку, коснулся мягкой, словно бархат, чешуи. Рептилоид вздрогнул под рукой, сплющился, выдвинув маленькие лапки.
– Дурак ты, дурак… – прошептал я.
Счетчик мелко трясся, разворачиваясь. Он походил на крупного варана или, скорее, на броненосца. Теплокровный, кажется – яйцекладущий… мало мы знаем о своих небесных соседях.
– Что теперь делать, а? – спросил я. За спиной попискивал компьютер, требуя очередной диск. Ничего, потерпит. Жизненно важная информация уже введена.
Рептилоид наконец-то выпрямил короткую шею, оттянул от брюха маленькую треугольную голову. Мигнули, поднимаясь, серые зрительные перепонки.
Глаза у счетчика были нежно-голубые, раскосые.
– Тебе уже все равно, – сказал я, пытаясь отвести взгляд. – А мне теперь трибунал светит. За похищение Чужого. Кто поверит, что ты сам забрался в челнок?
Узкий рот рептилоида открылся, обнажая ровные жевательные пластинки.
– Не-не-не… – прошипел счетчик.
Меня пробила дрожь. Я дернулся, закувыркался, затормозил у потолка, повис над шкафчиком, целясь в рептилоида.
– Не у-би-вай… – Существо, которое должно было быть безумным, уцепилось лапками за пакет с парадной формой. Затрещал рвущийся полиэтилен. – Че-ло-век не уби-вай важно нам о-бо-им.
Чего стоят эти слова рептилоиду с его крошечными легкими и неразвитыми голосовыми связками? Они всегда общались на уровне электронных импульсов, счетчики. Живые компьютеры космоса. Такие же слуги, как мы.
Просто – более старые слуги.
– Про-шу че-ло-век…
Для него эти слова – крик. Надрывный вопль в совершенно чужой коммуникационной системе. Есть ли у него слух – чтобы услышать мой ответ?
И что я могу ответить?
Как на вводной лекции в астрокурсах с нами беседовал Джеймс Макнамара, капитан шаттла «Эксплорер», человек, осуществивший первый контакт… Как он рассказывал всем известное – про обезумевших после джампа хиксоидах и впавших в кому алари… а потом добавил то, что никогда не говорится на публике.
«Мы думали, что случившееся – гибель человечества. Но оказалось, что это его спасение. В тот день, когда Чужие научатся переносить джамп, независимости Земли наступит конец».
Вот он, конец. Счетчик, не сошедший с ума после джампа.
– Я – друг… – прошипел рептилоид. – Я – друг, я – друг…
Самое сложное в космосе – это вовсе не полет. Самое сложное – ориентирование. Даже на околоземной орбите это очень ответственная процедура, что уж говорить о межзвездном пространстве.
Моя «птичка» ориентируется по шести звездам. Вначале я грубо навел датчик на Сириус – машина придирчиво сверила его спектр с эталонным и согласилась с моим мнением, что это именно Сириус. Потом несколькими толчками двигателей ориентации я нацелился на Фомальгаут. Дальше компьютер будет работать сам. Шесть ориентиров. И вычисления – миллионы, миллиарды операций, чтобы рассчитать ту цепь прыжков, что выведет «Спираль» к Солнечной системе, более того – именно к Земле.
Если мой челнок выскочит из джампа где-нибудь в районе Марса – меня, вероятно, спасут. Если в районе Плутона – придется уходить на повторный заход… такое бывает довольно часто. Но порой энергия или кислород кончается раньше, чем челнок выходит к Земле. А иногда от серии джампов пилоты впадают в гиперпространственную эйфорию. И начинают бесконечные прыжки в никуда – джамп ради джампа, пока не иссякнет энергия…
Я развернулся в кресле и посмотрел на рептилоида. Счетчик сидел на цилиндре джампера – жутковатая фигура, что-то вроде маленькой ожившей горгульи.
– Как мне тебя называть? – спросил я.
Наверное, он размышлял, но очень быстро. Казалось, что ответ был готов мгновенно.
– Зови меня Карел.
– Это человеческое имя.
– Да. Так звали первого… – Пауза, рептилоид втягивал воздух, чтобы продолжить фразу: – …представителя вашей расы… с кем мы наладили общение.
– И ты считаешь это достаточным основанием, чтобы позаимствовать его имя?
– Да. Я не прав?
– Какая разница. – Я пожал плечами.
Теплокровная яйцекладущая ящерица по имени Карел смотрела на меня прозрачными голубыми глазами. Ожидающе смотрела.
– Я – Петр.
– Это имя связано с твоими религиозными убеждениями?
– Чего? Да нет, это просто имя.
– Хорошо.
Шаттл снова задрожал, разворачиваясь. Делал он это медленно и неуклюже: что ни говори, а системе ориентации – полвека. Конечно, ее дорабатывали, улучшали, но при всем желании «жигули» в «мерседес» не превратишь.
– Требуется помощь? – с едва заметной вопросительной интонацией произнес рептилоид.
– Какая?
– В расчетах.
– Спасибо, обойдемся.
– Я хотел бы быть полезным.
Вот уж радость – нашелся второй пилот…
– Ты мне не нужен. Какого черта вообще залез в мой корабль?
Счетчик втянул треугольную голову, словно испытывая смущение.
– Петр, я несу важную информацию.
– Для кого?
– Для людей.
Я кивнул. Очень содержательно.
– А от кого?
– От Счетчиков.
– Только не надо меня держать за простофилю, ладно? Мы кое-что о вас знаем!
– Что? – прошелестел рептилоид.
– Вы не имеете решающего голоса в галактическом Конклаве. Ваша планета – коллективная опекаемая территория с преобладающим влиянием Хикси и Даэнло. Что вы можете сделать для человечества?
– Дать ему силу и власть.