– Пограничные стычки – это не война,– резонно возразил Йорганкеш.– Кроме того, Андасан слишком молод. Я сам буду командовать своей армией.
Саконнин не рискнул настаивать. Не то Император может вспомнить, что Андасан – двоюродный племянник жены Старшего советника. И тысяцким стал совсем недавно – тоже по ходатайству Саконнина.
«Жаль,– подумал советник.– Неплохо иметь родственника главнокомандующим… при таком Императоре. Но видит Ашшур, Андасан – хороший командир».
– Вот увидишь, не пройдет и месяца, как все ворота Великондара украсят головы фетсов! – заявил Йорганкеш.– Вот увидишь!
* * *
– Вот увидишь, атаман, это будет плевое дело! – Доверенный Шарама Сарнала, Владыки Земли Райно, сотворил пальцем знак Ашшура.– Двести полновесных золотых! А всего-то – прогуляться сотню миль туда, сотню обратно.
– А кто поручится, что охране не взбредет в голову начать драку? – спросил Мормад.
– Я, я поручусь! Сам подумай, какая нам выгода? Возы же будут пустые. Какой смысл отправлять на юг пустые возы?
Мормад почесал шрам на щеке. Предложение и впрямь выгодное. Сделать вид, будто ограбил караван, и получить двести золотых, ни разу не взмахнув мечом. И все довольны. Владыка Шарам Сарнал, который якобы отправил продовольствие для армии, и разбойник Мормад, который якобы это продовольствие украл. Правда, есть еще стражники Императора…
– Допустим, так,– сказал нурташец.– А потом кто-то из твоих парней стукнет страже, нас порешат – и концы в воду?
Мормад никогда не страдал излишней доверчивостью.
– Ни за что! – Доверенный Владыки приложил руку к сердцу.– Клянусь здоровьем моей семьи! И кстати, не забудь: на следующий день – Праздник Третьего Урожая. Ты сделаешь свое дело – и тебя вообще никто не будет искать.
– Разумно,– согласился Мормад.– Твой Владыка не глуп.
– Значит, договорились? – обрадовался доверенный.
– Угу. Только не двести, а четыреста.
– Ашшур! Опять сначала! – трагически воскликнул доверенный Владыки.
Мормад отвернулся, чтобы скрыть улыбку. Четыреста не четыреста, а двести пятьдесят он получит, это точно.
Чисто пропела труба, и все сидевшие на трибунах разом поднялись.
– Император,– сказал Хархаздагал.
Труба пропела еще раз.
– Царь-царей-Владыка-Карнагрии-Самодержавный-Восседающий-на-Кедровом-Троне-Величайший-Милостивый-Император-Йорганкеш!..– тонким голосом на одном дыхании прокричал глашатай.
Фаргал не мог видеть Императора – царская ложа находилась прямо над входом на Арену. Эгерини облизнул пересохшие вдруг губы, посмотрел вверх, на безоблачное небо, потом на желтый песок Арены и, наконец, на трибуны, пестреющие головными повязками, тюрбанами, шапками. Кое-где даже посверкивали шлемы воинов, хотя нужно быть очень гордым, чтобы не снять шлем на таком солнцепеке. Трибуны Арены, неистового сердца Чудного города, ломились от множества зрителей.
«Вот это будет представление, – подумал эгерини.– Тысяч тридцать, не меньше. Моим цирковым и не снилось!»
– Ничего, парень,– подбодрил его Вакуш.– Первый раз выйти на Арену всегда страшно.
– Я уже там был,– хрипло сказал Фаргал.
– Ах да, я забыл. Ну, значит, ты уже не новичок, верно? – Вакуш засмеялся, чтобы подбодрить эгерини.– Подумай, какая честь! Ты открываешь Игры!
Император сел, и зрители опустились на свои места. Казалось, живая волна прошла по трибунам.
Гулко ударил барабан, затем по-бычьи взревели большие трубы.
Кто-то хлопнул Фаргала по плечу. Эгерини оглянулся и увидел своего противника, Громобоя.
– Не трусь, малыш,– добродушно сказал гладиатор.– На людях умирать весело! А то вдруг и сделаешь меня, а? Судьба – она баба с юмором!
Громобой рассмеялся собственной шутке, с лязгом опустил забрало и двинулся к воротам, мощный, огромный, кажущийся еще выше из-за пышного черного султана над шлемом.
– Первая пара! – закричал где-то над головами глашатай.– Громобой! Два меча!
Гладиатор остановился точно в центре Арены, разом вырвал из ножен клинки и вскинул их над головой.
Зрители разразились восторженными воплями.
– На ублюдков не обращай внимания,– посоветовал Вакуш.– Пусть себе орут, а ты делай свое дело. Ну, пошел!
– Против – Фаргал! Меч, круглый щит! – возвестил глашатай.
Эгерини не спешил. Неторопливым шагом вышел на Арену и остановился локтях в тридцати от своего противника. Здоровый, демон! Каждый меч – на ладонь длиннее, чем меч Фаргала. А движется так легко, словно и не облачен в тяжелый доспех. Сам эгерини, по совету Хархаздагала, ограничился открытым шлемом, кольчугой и бронзовыми поножами. Даже налокотник на правую руку не надел. Для легкости. Ну, поглядим.
Толпа завопила, требуя начать схватку.
Громобой развернулся к Фаргалу, стремительно завертел обоими клинками. «Железный занавес» с двух рук. Прием, требующий не только силы, но и немалого мастерства. Эффектное зрелище. И чересчур сложное в бою против умелого противника, потому что требует независимой работы обеих рук. Показуха, одним словом.
Фаргал извлек меч, помахал левой рукой, убедившись, что маленький, немногим больше тарелки, щит почти не стесняет движений.
Гулко ударил барабан.
Громобой, не останавливая вращения клинков, не спеша, враскачку, надвигался на своего противника.
Трибуны притихли. Стало слышно, как сталь со свистом вспарывает воздух.
– Ну что, фазан, плясать будешь или драться? – громко спросил Фаргал.
– Собачье мясо,– глухо раздалось из-под черного шлема.– Я тебя…
Не договорив, Громобой ринулся вперед.
Если он рассчитывал взять Фаргала на испуг, то просчитался. Эгерини выбросил левую руку, меч противника лязгнул, наискось скользнув по щиту. Второй клинок обрушился на Фаргала сверху с силой, какой не выдержал бы ни один шлем, но там, куда он пришелся, шлема не было. И вообще ничего не было, потому что эгерини нырнул под левую руку гладиатора, выбросил собственный клинок, ощутил кистью и плечом, как сталь разрывает плоть, выдохнул, уперся щитом в кирасу Громобоя и сильным толчком отбросил противника от себя. Гладиатор упал. Толпа на трибунах взвыла. Все ждали, что Фаргал бросится вперед и прикончит противника. Но эгерини остался на месте. Он знал: Громобой мертв. Войдя в подмышечную впадину, одно из немногих мест, не защищенных латами тяжелого доспеха, клинок эгерини проткнул гладиатора почти насквозь. Нет нужды добивать человека, у которого в сердце дыра в три пальца шириной.
Фаргал огляделся. Что дальше?
Алое пятно расползалось по песку там, где упал Громобой. Фаргал не испытывал к нему жалости. Бой есть бой. Кто-то всегда остается на земле.