«Только женщины и хороши здесь,– думал Кэр.– Но женщины – не мужчины. У них другая твердость!»
– О чем ты думаешь, Змея? – спросил Кайр.
– Не называй меня так! – холодно сказал сын вождя.– Ты знаешь мое имя.
– Но Змея – сильное прозвище для воина клана! – возразил Кайр, которого высокомерное поведение сына вождя нисколько не сердило: только прирожденный воин и повелитель указывает тому, кто совсем недавно выкупил его из рабства.
«Сын мало похож на отца лицом! – подумал тысяцкий.– Но духом – истинный Хардаларул!»
– Да,– согласился Кэр.– И прозвище мне подходит. Но ты – из моего клана!
– Понимаю,– согласился Кайр.
Они говорили на диалекте горцев Самери, весьма отдаленно похожем на карнагрийский. Но разговор их был понятен и трем наемникам, сопровождавшим Кайра, хотя только один из них был горцем – из клана Горы Ветров. И все трое не сомневались: не пройдет и года, как юный воин станет десятником. Если останется жив.
Они ошиблись. Кайр-Косогубый определил для своего родича особое место: рядом с собой.
Это тешило тщеславие Кайра (сын вождя клана будет выполнять поручения воина-следопыта – таков был племенной ранг Кайра), и, что важнее, у тысяцкого появлялась возможность наставить юношу в боевом искусстве. Взяв Кэра на службу, тысяцкий отлично понимал: за плечами юноши – племенная выучка и два месяца на Гладиаторском Дворе. И всё. Как боец он хорош, но воину полагается не только скакать на лошади и колоть копьем. Те времена давно минули. Воин должен уметь держаться в пешем и конном строю, мгновенно различать и исполнять сигналы, атаковать и защищаться на любой местности, разбираться в самой местности и во множестве батальных приемов. Если воин хочет когда-нибудь стать командиром. Алые Карнагрии многому научили варваров, век за веком отбрасывая беспорядочные тысячи грабителей от границ Империи.
Единственное, чему не научились у них наемники,– это безрассудному повиновению и упорству. Но, в конце концов, они были именно наемниками. Вместо повиновения и упорства им служила необузданная отвага и жажда добычи.
Пятнадцать лет прожил в Карнагрии горец из Самери Кайр-следопыт. А до этого шесть лет сражался на равнинах: сначала – за Императора Самери, потом, после года, проведенного в трущобах Вертална,– за повелителя Эгерина. Но только оказавшись под началом Фаргала, тогда еще не Императора, а всего лишь сотника, Кайр понял, что нашел свое место на Земле Ашшура.
В тот год, последний перед своим стремительным возвышением, Фаргал приехал в Эгерин начальником отряда, сопровождавшего посла Императора Йорганкеша. Там он встретил Кайра – и увез с собой. Законы наемников просты: в мирное время можешь уйти когда вздумается. Но не рассчитывай, что получишь остаток жалованья. Кайр плюнул на несколько серебряных монет, причитавшихся ему от отца Хар-Азгаура, и уплыл вместе с Фаргалом, очарованный исходящей от сотника силой. И не пожалел.
Спустя год Кайр сам стал сотником. И учился у Фаргала искусству военачальника. Он преуспел. И теперь собирался поделиться всем, что умеет. Но не было сына у тысяцкого Кайра. Поэтому в ответ на его молитву Аш (истинный горец никогда не отступает от веры предков) подарил воину Кэра. Когда дни Кайра иссякнут, воин клана Мечей Кэр, сын Хардаларула, станет продолжением тысяцкого на этой земле.
Черный всадник, увидев едущих навстречу воинов, отступил в тень арки и погладил шею своего коня: стой спокойно!
Пятеро воинов не спеша проехали мимо. Ни один из них, даже самерийские горцы, не заметили ни всадника, ни огромного пса, присевшего сбоку. Так две стрелы, посланные лучниками друг в друга, расходятся в воздухе, неся каждая свою судьбу.
Это было за час до того, как царь, вернувшись во дворец, увидел свой непонятный сон.
Сон Фаргал запомнил, а встретившихся всадников – нет. Память человека не всегда выделяет главное.
Я ошибся, должно быть. Но был, по-особому, прав!
За стеной крепостной не увидишь бегущего полем.
Из-под панциря башни не чувствуешь запаха трав…
Вязкий скрежет железа… Должно быть, мне рано на волю!
Ветер вскинул песок – я поймал его жадно распяленным ртом.
Поперхнулся, закашлялся, вытянул вялые руки
И упал. А земля, завернувшись винтом,
Мне воткнулась в затылок. И тотчас какие-то Звуки
Заплясали, запрыгали сотнями мелких зверьков.
Закричали испуганно, вспыхнули заячьим пухом…
А потом было утро. И было светло и легко.
Только жарко немного, а в горле щекотно и сухо.
И еще… А потом…
Я не помню, что было потом!
Но когда я очнулся, распятый на каменных плитах,
То неведомый Некто, с зеленым кленовым листом
На груди, прошептал мне:
– Мужайся! Так надо.
Ты выиграл битву!
Сурнаш-Гин. Баллада об изгнании Шаркара
Царская библиотека была куда меньше размерами, чем Тронный Зал или Зал Совета. Но Фаргалу здесь нравилось. Он любил покопаться в Прошлом, почувствовать себя наследником десятков давно ушедших Владык. Это ощущение помогало Фаргалу мириться с тем, что он накрепко привязан к Кедровому Трону. И еще: сравнивая свои деяния с деяниями ушедших Императоров, Фаргал проникался уверенностью, что он, чужеземец на земле Карнагрии, далеко не худший правитель для этой страны. В общем, Царь царей любил свою бибилиотеку и, когда желал говорить с теми, кому действительно доверял, предпочитал делать это именно здесь.
Сейчас в царской библиотеке собрались четверо: сам Фаргал, посланник Кен-Гизар, Люг и Старший Советник Трона Саконнин.
Библиотека, где запахи пергаментных свитков и фолиантов преобладали над ароматами дворцового сада, хороша еще и тем, что, охраняемая древними чарами, защищена от посторонних ушей.
Фаргал начал говорить, удобно расположившись на покрытом шкурой горного льва ложе, а закончил – меряя комнату быстрыми шагами.
Он поведал о своем посещении Венчальной Рощи, опустив, почему ему вдруг взбрело в голову среди ночи, в одиночку, отправиться туда.
Поэтому первый вопрос Кен-Гизара:
– Тебе была весть, о царь?
– Да,– неохотно признал Владыка Карнагрии.– Моя… Мой давний покровитель указал мне.
– Вот как?
Посланник соктов был явно не прочь узнать что-нибудь еще, но, видя такое явное нежелание царя говорить на эту тему, лишь констатировал:
– Весьма, весьма запутанное дело!
– Здесь пахнет колдовством. Колдовством древним и злым,– заявил Люг.– Вот вопрос, мой царь: кто разбудил эту самую Ирзаи?