– Самая продаваемая модель, – сообщил продавец. – Невероятно надежные, девятивольтовой батарейки хватает на несколько недель, и работают на совершенно другой частоте, чем мобильники или радиопередатчики. Ночное освещение шкалы позволяет использовать прибор как карманный фонарик.
– Очень хорошо.
В магазине полным-полно детского барахла: одежда, книги, коляски, всевозможные защитные приспособления, сигналы тревоги, эргономические ложки и вилки, фосфоресцирующие слюнявчики, специальные трубочки для отсасывания соплей из маленьких носов… но Яна интересует только одно: мониторы наблюдения.
– А дальность?
– Минимум триста метров. При любых условиях.
– Сталь? Бетон?
– Не помеха… стены не блокируют сигнал.
Он покупает Ангелов-хранителей. Продавец подмигивает – наверняка принимает его за молодого отца, обеспокоенного безопасностью своих детей.
– Работают только на прием… вы ребенка слышите, он вас нет. Можете заниматься, чем хотите. – Он опять подмигнул.
– Блеск, – сказал Ян.
– Мальчик или девочка?
– И то и другое… разного возраста. У меня трое.
– Плохо спят?
– Нет… спят хорошо. Но лишняя мера предосторожности не помешает.
– Само собой. – Продавец сует Ангелов в пластиковый пакет. – Триста сорок девять крон, спасибо.
Вечером Ян катит на велосипеде в подготовительную школу. В рюкзаке лежат Ангелы. Стоит ли продемонстрировать их Марии-Луизе? С приказчицким энтузиазмом? Нет… вряд ли. Не оценит. По части технических новинок она, похоже, дальше вязания не пошла. Так что он паркует велосипед, является ровно в половине десятого, вешает рюкзак на вешалку и принимает дежурство.
Матильда, Лео и Мира спят, и Мария-Луиза на этот раз не задерживается. Наверное, начинает понемногу проникаться к Яну доверием.
– Как ты сегодня? Немножко устал?
– Нет… так, чуть-чуть. С утра была голова тяжелая.
– Но ты спал хорошо вчера? Дети не просыпались?
– Спали замечательно. И я, и дети.
Мария-Луиза торопится на автобус – девять сорок пять, – и он запирает за ней дверь.
Дверь в подвал тоже закрыта.
Он снова один. Один с детьми.
В торце Санкта-Патриции светятся те же четыре незашторенных окна, что и вчера. Теперь он уверен – это коридор. В коридорах свет по ночам не выключают. Как ночник в детском саду.
Он с трудом отрывает глаза от светящихся окон. У него есть другие дела. Расставляет разбросанные сапожки в раздевалке, слушает спортивные новости по радио (тихо, чтобы не разбудить детишек), пьет чай с бутербродом.
Но думает он только об одном. Ангелы-хранители: Ангел-передатчик и Ангел-приемник.
В одиннадцать он достает Ангелов из рюкзака и открывает дверь в спальню. В подушечную.
Свет погашен. Дети спят под одеяльцами. Он стоит неподвижно с минуту. Прислушивается к детскому дыханию. Ничто так не радует душу, как это мирное посапывание.
Он нажимает кнопку на Ангеле-передатчике и вешает его на крючок в стене между кроватками Матильды и Лео.
Лео поворачивается и бормочет что-то во сне, но не просыпается.
Ян на цыпочках выходит из подушечной и включает другого Ангела – принимающего сигнал. Маленький круглый динамик на лицевой стороне молчит. Он прикладывает его к уху. Тихий шум, то прибавляет чуть, то почти исчезает, как ночные волны медленно накатывают на прибрежный песок. Возможно, детское дыхание. Наверняка. Что еще? Конечно, детское дыхание.
Удобная прищепка – Ангел уместился на брючном поясе. Ян обходит все комнаты, чистит зубы.
Очень легко себя уговорить – он купил Ангелов, чтобы не проспать, если дети вдруг проснутся и начнут беспокоиться. Именно для этого… но без четверти двенадцать он достает магнитную карточку из ящика в кухне и вставляет ее в дверь.
Зажигает свет и вспоминает строки Алис Рами.
Жду и тоскую,
Тиканье старых часов…
Взгляд, ответ, танец,
Где-то ты есть.
Шаг вниз по лестнице. Спущусь и посмотрю, вот и все.
Вслушивается – тишина. Ангел молчит.
Спускается по лестнице до конца.
Никаких камер. Мария-Луиза сказала – в подвале нет камер наружного наблюдения. Нет – значит нет. Почему он должен ей не верить? Он невидим.
Тень его скользит по полу, но сам он невидим.
Многоцветные изображения животных развешаны вдоль всего коридора. Вот эта, с купающимися крысами, покосилась. Ян быстро поправляет раму.
Как и накануне, лифт стоит внизу, словно кто-то нажал на кнопку специально: пожалуйста, Ян, лифт подан. Он останавливается и задумывается. Подумать только – войти, нажать на кнопку и подняться туда, в коридоры Санкта-Психо.
А камера на двери лифта? Может, есть, а может, и нет. Если нет… что ж… подняться и выйти, посмотреть, что произойдет. Притвориться, что ошибся. Или что он один из пациентов…
Но Ян не открывает дверь. Прислушивается к Ангелу-приемнику, подкручивает громкость. Все тихо. Ему так и хочется прошептать: «Привет!»
Но продавец сказал, что микрофона на приемнике нет. Или его надо специально включать. Потом разберемся.
Вы ребенка слышите, он вас нет. Можете заниматься, чем хотите, сказал продавец.
Ян отходит от лифта и идет дальше, туда, где коридор поворачивает. Почти сразу за поворотом – стальная дверь, широкая стальная дверь. Та, что ведет в убежище.
Он протягивает руку и поворачивает большую ручку – та подается. Он берется за нее обеими руками и нажимает что есть сил – в замке что-то щелкает. Он нажимает плечом. Медленно, с трудом открывает тяжеленную дверь.
Внутри черно. Ни единый лучик света не пробивается сквозь бетонные стены. Окна… какие окна в подвале?
Он шарит по стене и наконец находит выключатель. Лампа дневного света под потолком мигает и разгорается. Он стоит у двери низкого и длинного помещения – не меньше пятнадцати метров. Здесь должны укрываться больные в случае ядерной войны.
Ян делает шаг вперед, и тут же в убежище отдается эхо детского голоса:
– Ма-ама!
Он вздрагивает. Ангел ожил. Чей это голос? Похоже, девочки. Матильда?
Он замирает затаив дыхание. Молчание. Тихий шорох в динамике. Разговаривает во сне? Как будто бы все спокойно… но если ребенок проснется, он, Ян, не может здесь оставаться.
Он нервничает, но все же кидает последний взгляд на бомбоубежище. Ковровое покрытие на полу, белые стены. Матрас на полу, подушки.
А на левой стене в другом конце убежища – еще одна дверь. Тоже стальная.