– Рано утром у него случился припадок активности… и он – естественно, под руководством второй головы – проник в комнату, где нет решетки на окне. И выбросился на каменную веранду. С пятого этажа.
– Рано утром?
Реттиг уже повернулся, чтобы идти назад, но задержался на секунду:
– Мы нашли его в половине седьмого, но врач считает, что погиб он около четырех утра… В это время суток одиночество достает хуже всего, или как?
На этот вопрос у Яна ответа нет. Но чувствовал он себя очень скверно – будто именно он явился причиной самоубийства.
– Не знаю… – говорит он, – я в это время сплю.
Бетонная стена рядом с детским садом. Олицетворение безнадежности. Безнадежности и жестокости. Эта мысль посещает Яна каждый раз, когда он гуляет с детьми во дворе, поэтому он старается смотреть в другую сторону. В сторону ратуши.
Там кипит жизнь – подъезжают и отъезжают машины, дети бегут в школу, загораются и гаснут по вечерам окна… Тоже свой распорядок, как и в его подготовительной школе.
Середина октября. Над побережьем плывут темные набрякшие облака. Дети играют во дворе, но как только с неба начинают капать первые ледяные капли осеннего дождя, Ян быстро уводит их в помещение. Все равно через несколько минут предстоит медосмотр: сестра из клиники периодически контролирует здоровье детей.
– Крепкие, как орешки, – обычно говорит она после осмотра. – И аппетит у всех – позавидуешь.
Ян кивает, но про себя отмечает, что она переврала пословицу. Крепкие, как ореховые ядрышки.
После этого все собираются в спальной. В подушечной. Очередной ритуал: Мария-Луиза опрашивает детей – какие у них предложения?
Предложений всегда много.
– Я хочу домашнее животное, – говорит Мира.
– И я! – кричит Жозефин.
– Почему? У вас же есть звери. Полным-полно всяких зверей.
– Мы хотим настоящего!
– Чтобы он бегал!
Мира умоляюще смотрит на Яна и Марию-Луизу:
– Ну, пожалуйста…
– Я хочу богомола! – кричит Лео.
– Хомячка! – Это Хуго.
– А я хочу кошку! – Матильда.
Дети возбуждены, но Мария-Луиза очень серьезна.
– Домашним животным требуется уход.
– Мы будем ухаживать!
– Постоянный уход. А что мы будем делать, когда в «Полянке» никого нет?
– Они будут жить сами! – Матильда весело смеется. – Мы запрем их и оставим им много еды и воду.
– Зверей нельзя оставлять одних. – Мария-Луиза отрицательно качает головой. Она по-прежнему серьезна.
Вечером Ян остается один с двумя детьми, и оба засыпают мгновенно. С этой недели в садике ночуют только Мира и Лео. Для Матильды нашли приемную семью, и они забирают ее в пять часов каждый день. Удочерившая пара – пожилая женщина и мужчина в серой кепке – производит очень приятное впечатление. Спокойные, доброжелательные.
Что ж, будем надеяться, что так оно и есть. Но откуда ему знать? Чужая душа – потемки. Ян все время вспоминал рассказ Реттига про выбросившегося из окна заключенного… больного. Сам-то он был тихим и приветливым, а вот вторая голова – кошмар, да и только.
Нет, надо стараться верить людям. Сам Ян надежен, как скала, надежнее не бывает… за исключением тех нескольких минут, когда он покидает спящих детей и бежит относить письма.
И сегодня тоже. Сердце бьется сильнее обычного – воспоминание, как кто-то спустился на лифте и прошел через детский сад, никуда не делось, как он ни старался загнать его поглубже. Но с тех пор все было спокойно.
И опять он обнаруживает под подушкой пухлый конверт с тем же призывом: ОТКРОЙ И ОТПРАВЬ ПО АДРЕСАМ! Пульс участился.
Он хотел открыть конверт прямо в воспитательской, но решил не рисковать – уже без двадцати десять, Ханна может явиться в любую минуту, и все его секреты станут общим достоянием.
Она и в самом деле пришла пораньше – без десяти десять стояла в дверях, раскрасневшаяся от вечернего морозца.
– Все тихо?
С этими розовыми щеками и выбившимися из-под шапочки белокурыми локонами, она выглядит необычно возбужденной, даже радостной. Ян молча кивает и идет за курткой.
– В полвосьмого уже спали без задних ног. Вдвоем они спокойнее, чем втроем.
– Это уж точно.
Говорить больше не о чем. Ян берет свой рюкзак – и вдруг вспоминает, что забыл положить на место магнитную карточку от двери в подземный ход. Дверь-то он закрыл, а про карточку забыл.
Идиот.
– Я забыл одну вещь… – говорит он.
– Что? – спрашивает Ханна, но Ян уже в кухне. – Забыл положить на место карточку?
Ханна стоит у него за спиной. Она даже не сняла кожаное пальто. Щеки немного побледнели.
– Именно так… – Ян задвигает ящик и выпрямляется. – Отводил ребенка, и вот…
– Со мной тоже такое было.
Поверила? Может, и нет, но что он может сделать? Ничего. Попрощаться и уйти. Слава богу, конверт не забыл. Конверт лежит в рюкзаке.
Он распечатал конверт, даже не раздеваясь. Метод уже известен: аккуратно снять скотч, благо не очень клейкий, и тонким ножом поддеть клапан. Дрожащими пальцами перебирает письма… не то чтобы он очень нервничал, но… а вдруг он уже получил ответ от Рами?
Так оно и есть. Вот оно, письмо. Имени отправителя нет, но адрес стоит его, тот, который он указал. Даже если Реттиг его видел, наверняка не обратил внимания – подумаешь, адрес. Один из многих.
Ян откладывает его в сторону. Остальные двадцать два письма кладет на столик в прихожей. Ночью он их отправит. Но первым делом надо прочитать ответ.
В конверт вложен один-единственный лист. Три предложения, написанных с нажимом графитовым карандашом.
БЕЛКА ОЧЕНЬ ХОЧЕТ ПЕРЕЛЕЗТЬ ЧЕРЕЗ ОГРАДУ.
БЕЛКА ОЧЕНЬ ХОЧЕТ ВЫСКОЧИТЬ ИЗ КОЛЕСА.
А ЧТО ХОЧЕШЬ ТЫ?
Письмо лежит у него перед глазами. Он достает чистый лист бумаги и начинает писать ответ. Но как к ней обращаться? Алис? Мария? Рами?
Так и не придумав, он пишет несколько коротких предложений:
Я хочу свободы, хочу быть солнечным лучиком, на котором можно развесить чистые простыни. Я мышь, прячущаяся в лесу, сторож маяка, пастух для заблудившихся детей.
Меня зовут Ян.
Пятнадцать лет назад мы жили по соседству.
Помнишь ли ты меня?
И все. Пока все – он все равно не может ответить ей, пока не получит следующий конверт.
Должна же Рами помнить, где они были соседями и когда.