– Я понимаю ваше недовольство, мисс Медина, но ничего не могу поделать. У присяжных создалось предвзятое мнение из-за того, что они только что увидели.
– Ваша честь, подсудимый – очень жестокий человек, и обвиняется он в очень жестоких деяниях. Присяжным это известно. То, что они увидели, не сделает их излишне пристрастными. Присяжные имеют право наглядно понять, как ведет себя обвиняемый. Он по собственному желанию произвел насильственное действие, поэтому пристрастное мнение, которое может возникнуть у присяжных, нельзя назвать ни незаслуженным, ни несправедливым.
– Если позволите, ваша честь, я позволю себе не согласиться…
– К тому же, – быстро продолжила Медина, – боюсь, что обвиняемый просто манипулирует судом. Он прекрасно знает, что таким образом сможет добиться нового процесса. Он…
– Эй, эй, придержите коней! – воскликнул я. – Протест прокурора изобилует необоснованными намеками и…
– Мисс Медина, протест отклоняется, – сказал судья, пресекая прения. – Даже если возникшее предвзятое мнение и справедливо, мистер Уоттс только что эффектно уволил своего адвоката. При таких обстоятельствах я не могу требовать от мистера Холлера вести дело и не расположен позволять мистеру Уоттсу возвращаться в зал суда. Так что ступайте на свои места. Оба.
– Ваша честь, я хочу, чтобы протест был внесен в протокол.
– Так и будет. А теперь ступайте.
Мы вернулись к своим столам, а судья выключил вентилятор и обратился к присяжным:
– Дамы и господа, полагаю, для вас сложно будет отрешиться от того, что вы только что видели. Поэтому я должен аннулировать судебный процесс и, поблагодарив от имени суда и народа Калифорнии, освободить вас от возложенных обязательств. Вы можете забрать свои вещи в зале для приемов, куда вас сопроводит пристав Карлайл, и затем пойти домой.
Присяжные, казалось, не совсем понимали, что делать, закончилось все или еще нет. Наконец один храбрец встал, вскоре за ним потянулись остальные, и присяжные гуськом вышли через заднюю дверь.
Кристина Медина осталась сидеть за столом обвинения, опустив голову. Поверженная. Судья отложил заседание на день и покинул зал суда. А я свернул и убрал свой испорченный платок.
Планировалось, что весь день я проведу в суде. И когда я внезапно освободился, оказалось, что мне не нужно встречаться с клиентами, не нужно общаться с прокурорами. Мне вообще никуда не нужно. Я покинул здание суда и зашагал по Темпл-стрит.
Свернув направо на Первую, я увидел припаркованные вдоль тротуара «линкольны». Словно в траурной процессии, в ряд стояли шесть машин, а водители, ожидая клиентов, кучковались на тротуаре. Говорят, подражание – лучший комплимент. С тех пор как на экраны вышел фильм «Линкольн для адвоката», неожиданно объявилось множество адвокатов, предпочитающих «линкольны». Что одновременно и тешило мое самолюбие, и раздражало. Вдобавок ко всему, за последний месяц я по крайней мере трижды садился не в ту машину.
На этот раз ошибки быть не должно. Спускаясь с холма, я вытащил мобильник и позвонил Эрлу Бриггсу, своему водителю. Я его видел – он стоял прямо по курсу. Он сразу ответил, я попросил открыть багажник и отключился.
Заметив открытый багажник в третьем по счету «линкольне», я понял, что мне туда. Дошел до места, поставил под ноги портфель и снял пиджак, галстук и рубашку. Под рубашкой у меня была футболка, поэтому помех транспорту я не создал. Из стопки запасных сорочек, которые лежали в багажнике, я выбрал рубашку из плотной хлопчатобумажной ткани бледно-голубого цвета, развернул ее и стал надевать.
От компании прохлаждающихся водителей отделился Эрл. Почти десять лет он периодически брал на себя роль моего водителя. Всякий раз, попадая в неприятности, он обращался ко мне за помощью, а потом отрабатывал гонорар. Впрочем, сейчас он расплачивался не за свои проблемы. Я разобрался с лишением права выкупа закладной у его матери: все уладил, и она не осталась на улице. А Эрл взамен шесть месяцев меня везде возил.
Испорченную рубашку я накинул на крыло автомобиля. Он ее забрал и осмотрел.
– Ого! Кто-то пролил полный стакан «гавайского пунша»?
– Что-то вроде. Давай уже, поехали.
– Я думал, заседание на весь день.
– Я тоже так думал. Но все меняется.
– И куда теперь?
– Сначала заскочим в «Филипп».
– Без проблем.
После короткой остановки у закусочной на Аламеда-стрит я попросил Эрла повернуть на запад. Затем мы остановились у Менора-мэнор, что возле парка Ла-Брея в районе Фэрфакс. Я сказал, что вернусь примерно через час, взял портфель и вышел. Свежую рубашку я заправил, но галстук пристегивать не стал. Он был без надобности.
Менора-мэнор – пятиэтажный дом для престарелых в западной части Фэрфакса на улице Уиллоуби. Отметившись в регистратуре, я поднялся на лифте на четвертый этаж, сообщил женщине за стойкой, что у меня юридическая консультация с клиентом Дэвидом Зигелем, и попросил нас не беспокоить. Эта приятная женщина привыкла к моим частым визитам. Она кивнула в знак одобрения, и я прошел по коридору к комнате 334.
Войдя, я закрыл дверь, предварительно повесив на ручку знак «Не беспокоить». Дэвид Зигель, по прозвищу Законник, или попросту Зак, лежал на кровати, вперив взгляд в экран привинченного к дальней стене напротив кровати телевизора, из которого доносились приглушенные звуки. Тонкие бледные руки покоились поверх одеяла. Из трубки, подающей кислород к его носу, слышалось тихое шипение. Увидев меня, он улыбнулся:
– Микки.
– Зак. Как ты себя чувствуешь?
– Как и вчера. Ты что-нибудь принес?
Отодвинув от стены кресло для посетителя, я сел в поле зрения собеседника. В восемьдесят один год подвижностью он не отличался. Я открыл на кровати портфель и развернул его, чтобы Зигель мог достать то, что внутри.
– Французский дип-сандвич из «Филиппа». Пойдет?
– Ну и ну, – отреагировал он.
Менора-мэнор было безупречным заведением, и под предлогом юридической консультации я немного обходил правила. Зак скучал по тем местам, где он едал за пятьдесят лет работы адвокатом в центральной части города. И я был рад доставить кулинарное наслаждение бывшему партнеру моего отца. Зигель был стратегом, тогда как отец был солистом, исполнителем, воплощал эти самые стратегии в суде. Отец умер, когда мне было пять. И Зак остался со мной. Он ходил со мной, мальчишкой, на футбол, а когда я стал постарше, отправил на юридический факультет.
Год назад, проиграв на выборах окружного прокурора, погрязнув в скандалах и практически уничтожив самого себя, я пришел к нему. Я хотел понять, что делать со своей жизнью, и Зак оказался рядом. Наши встречи действительно были законными консультациями между адвокатом и клиентом, только сотрудники регистратуры не понимали, что клиент – я.