Один из англичан пробормотал что-то… очень недружелюбное, даже попытался привстать, но второй не дал. Покосился на раба, обязанностью которого было нас кормить, и буркнул (я еле разобрал) себе под нос:
– Не лезь. Ночью мы его удавим.
Размечтался!
Наверху тем временем спустили парус – я легко угадал знакомые звуки. Шорох воды под днищем смолк, качка заметно уменьшилась. Мы легли в дрейф.
Не прошло и десяти минут, как я услышал глухой удар соприкоснувшихся бортов и несильный толчок. Затем топот ног. Надо полагать, мои друзья уже на палубе.
Ага! Я услышал знакомый баритон: Хрёрек.
Разговор сразу пошел на повышенных тонах. Ярл наезжал, Аслак Утка отбрехивался. Мол, ничего не знаю, плыву себе мирно, никого не трогаю!
Я помалкивал. На всякий случай. Уж очень у меня положение невыигрышное для самостоятельной игры. Да и Хрёрек – не из тех, что верит на слово. До джентльменов людям этого мира еще расти и расти.
Ага! Вот в дырку люка свесились две головы: сам Утка и… Ульфхам Треска.
– Ну у тебя тут и вонь… – проворчал Ульфхам. – Тебе бы не трэлей, а дерьмо возить.
– Трэли и есть дерьмо, – отозвался Аслак.
Голос у него был спокойный, уверенный. Еще бы!
Думает, что главной уликой уже кормится придонная фауна Балтийского моря.
– Лампу дайте! – потребовал Ульфхам.
– Зачем тебе лампа, Треска! – крикнул я снизу. – Хочешь подобрать себе кусок дерьма пожирнее?
Дальше все произошло очень быстро. Башка Аслака исчезла из кадра, голова Ульфхама – тоже. А через пару секунд вниз спрыгнули Трувор и Стюрмир.
Стюрмир приземлился на кого-то из рабов, тот заорал, но хускарлу было начхать.
Я уже стоял, опираясь спиной на доски обшивки.
Эти двое подхватили меня, как неодушевленный предмет, и метнули в люк. Наверху меня тут же ухватили три пары рук.
– Не худо бы тебе помыться, – усмехнулся ярл.
– Брось меня за борт, – предложил я. – Только не забудь потом вытянуть, а то вода холодная, я замерзну.
Парни (на палубе кнорра было не меньше двух десятков наших) заржали. Тоже сказал: холодная вода. Вот зимой она да, холодная. А сейчас просто идеальная водичка.
Тем временем с меня сняли колодки. Как приятно снова ходить самостоятельно!
Вдруг веселое лицо ярла превратилось в маску рассерженного демона. Даже я испугался.
Оказалось, к нам подвели Аслака. Рожа у хозяина кнорра была в крови, правая рука согнута под неэстетичным углом. Сломана, надо полагать.
Быстро его обработали.
Покоцанный Аслак держался неплохо. С достоинством.
– Я не знал, что он – твой хирдманн, – поведал ярлу работорговец. – Мои люди это подтвердят.
– Само собой, – согласился Хрёрек. – Великанша Ран с удовольствием их выслушает.
– Ты не можешь нас просто так перебить, – возразил Аслак. – Это не по закону. Если ты меня убьешь, тебе придется ответить перед тингом. И перед конунгом Хареком. Ты, может, не знаешь, но сестра моей матери…
– Знаю, – перебил его Хрёрек. – С конунгом мы договоримся.
– Один не одобрит… – попытался подыскать еще один аргумент в свою пользу работорговец.
– С Одином я тоже договорюсь, – усмехнулся Хрёрек. – Ты подал мне неплохую мысль. Ульфхам! Я решил подарить этот кнорр Одину!
– Жаль, – вздохнул командир личной охраны ярла. – Я как раз нашел здесь немного серебра.
– Одину! – твердо сказал Хрёрек. – Стюрмир!
– Да, вождь!
Здоровяк спрыгнул в люк, и оттуда тотчас раздались удары топора.
– Э-э-э… – пробормотал я. События развивались чересчур быстро. Неужели ярл решил утопить кнорр со всем содержимым. С людьми в трюме…
– Там есть кто-то, кому ты хотел бы сохранить жизнь? – Ярл как всегда догадлив.
Я задумался… Ненадолго.
– Пожалуй, есть один.
Я подошел к люку и крикнул в темноту:
– Хавчик!
– Я тут, Волк! – пискнули снизу.
Через минуту мой несостоявшийся учитель рабской философии стоял на палубе кнорра и лыбился щербатым ртом.
– Искупайтесь, – сказал ярл. – А мы пока тут закончим. – Вытянул меч, воздел к небу и провозгласил:
– Слышишь меня, Один! Тебе посвящаю…
И так далее.
Лезть в студеную воду мне совсем не хотелось, но приказы командира не обсуждаются. Тем более, этот командир только что извлек меня из очень глубокого нужника.
Через пару минут я, завернувшись в медвежью шкуру, хлебал пиво на палубе родного драккара. Это было нелегко, потому что зубы громко стучали о край медной чашки.
Рядом со мной завернувшийся в ветхую дерюгу Хавчик жадно грыз вяленую рыбину. Удивительный факт: ему было теплее, чем мне.
Мы отвалили. Кнорр медленно погружался в пучину. Его экипаж перебили, тела побросали в трюм. Команда Аслака почти не сопротивлялась. Видимо, надеялись, что Хрёрек не станет убивать всех. Зря надеялись.
Зато все ценности и оружие работорговцы забрали с собой. Если что-то или кто-то жертвуется Одину, то целиком. Без остатка.
Похоронным гимном тонущему кнорру стали вопли рабов, захлебывавшихся в трюме.
Они терзали мой цивилизованный слух, пока Трувор втирал целебную мазь в мои ссадины и царапины. Мазь была довольно вонючая. Зачем, спрашивается, я мылся?
После операции по моему освобождению мы разделились. Второй драккар, возглавляемый Хёдином Моржом, – старик пустился в плавание вместе с нами, поскольку отлично знал не только местные воды, но и всех прибрежных обитателей, – с экипажем из сорока гребцов отправился в Хедебю, а мы двинулись в острову Сёлунд, вотчине неоднократно упоминавшегося Рагнара-конунга.
Когда-то я терпеть не мог спать днем. Разве что – в армейской учебке. Там-то мы навострились «харю давить» при каждом удобном случае. Здесь это полезное свойство восстановилось.
Сменившись с вахты, я быстренько употреблял организованный Хавчиком ленч (хорошо иметь своего раба, особенно если тот назначен армейским поваром), залезал под тюленью шкуру где-нибудь поближе к корме и дрых иной раз до самого ужина. Ни качка, ни скрип весел, ни то, что через меня постоянно перешагивали бодрствующие товарищи, ничуть не мешало. Привык. Сурова жизнь простого северного пирата.
Однако в этот вечер моя собственная жизнь едва не оборвалась. Причем по глупости.
То есть я проснулся, как обычно. Сбросив влажную от брызг шкуру, сел и…