— Подожди, я оденусь и выйду, — сказала Катя.
Она чувствовала безмерную усталость после рабочего дня, дня бесплодных усилий отгадать загадку, утомивших мозг. Но она переоделась, даже принарядилась — в узкие потертые серые джинсы и топ в форме корсета. Взяла из шкафа меховой жакет. Вот так лучше для голых плеч, а там, в клубе… в клубе жакет не понадобится.
Она вышла из подъезда. Данила оседлал свой «Харлей». Катя вспомнила — звук мотора отъезжающего мотоцикла, что она услышала после покушения у гаража… Это могло быть совпадение, а могло и…
— Спасибо, — сказал Данила.
— За что? — Катя улыбнулась.
— За роль доброй самаритянки.
— Давай поедем в тот ночной клуб.
— В «Шараду»?
— В «Шараду», — ответила Катя, оглядела мотоцикл, — только на мотоцикл я не сяду.
— Частника поймаем или такси. — Данила послушно слез с мотоцикла, вытащил ключ зажигания.
— У меня машина в гараже, — сказала Катя.
Она повела его к гаражу. Хотела снова взглянуть на его реакцию. И не видела никакой его реакции ни на это место, ни на кусты. Ну да, если он не сам стрелял, а нанял эту Марту Монро…
Она открыла гараж, села за руль и выгнала «Мерседес-Смарт». Данила уселся рядом с ней, как в тот раз.
Садовое кольцо встретило их огнями и потоком машин. Они ехали в сторону Триумфальной по ночному городу и дальше к Ленинградскому проспекту.
Катя вела машину аккуратно. Данила молчал, лишь смотрел на нее не отрываясь.
Двое оперативников сменили своих напарников на посту на Планетной улице у дома Марты Монро в семь вечера. Днем Марта дома так и не появилась.
Давно уже стемнело. Оперативники из машины наблюдали за подъездом. Народ возвращался с работы. Во дворе парковались авто. На детской площадке пищали дети. Но после восьми вечера людское движение начало постепенно стихать.
Из подъезда Марты вышла парочка, направилась через двор к автобусной остановке. Затем оттуда же, со стороны остановки, пошатываясь, приковылял алкаш с бутылкой пива в руке. Прошаркала старуха в мешковатом пальто, с сумкой, вошла в подъезд. Следом за ней через несколько минут в подъезд зашел высокий мужчина в черной куртке.
И вдруг…
— Смотри, свет зажегся, — сказал оперативник напарнику.
В одном из окон на первом этаже зажегся свет.
— Но обе квартиры пустые, мы же звонили, стучали.
— Мы эту Марту пропустить не могли. И дневной пост тоже не мог ее проворонить. Значит, она все время находилась дома. Просто не открывала и не отвечала на звонки.
Оперативник сунулся было выйти из машины, чтобы идти проверить квартиру, но напарник его удержал:
— Постой, подождем, что дальше.
А дальше, примерно через двадцать минут, во двор дома на Планетной въехало желтое такси, приткнулось на свободный пятачок во дворе.
— Это не «Ночной город», это обычное такси, — оперативники наблюдали за машиной.
И вот они увидели. Из подъезда дома вышла женщина странного вида — грудастая, полная, в ярко-розовом жакете, платье в блестках, черные чулки. На голове — копна волос цвета платины, явный парик. В руках — вечерний клатч и сумка дамская побольше.
— Берем ее, — оперативник жаждал действия.
Но его более опытный напарник снова удержал его:
— Сначала проверим, куда она направляется.
Марта Монро села в желтое такси. Оперативники последовали за ним. Уже минут через десять они поняли, что Марта направляется в сторону Ленинградского проспекта. Они срочно связались с майором Лилей Белоручкой.
В «Шараде» в этот вечер не так много народу на танцполе. Впрочем, еще не поздно, клуб обычно набивается битком лишь после полуночи. Катя увидела бородатую Кору на сцене — в черном кожаном платье в пол, на огромных каблуках. Улыбающееся бородатое создание пело ангельским голоском в микрофон. Снова не караоке, а под фонограмму — что-то нежное, латиноамериканское.
И Катя, конечно же, сказала: «Нет, останемся на танцполе», — когда Данила предложил подняться наверх, в VIP-зону.
Кора заметила Катю, но виду не подала — она улыбалась залу, как настоящая звезда. И пела, пела…
— Снова она, — сказала Катя Даниле.
— Здешний соловушка. Забавная она.
— Да, она забавная, — согласилась Катя.
— И храбрая, — Данила обнял ее в танце, — уважаю ее. Мужество нужно, чтобы выглядеть так. Сейчас вон в разных вонючих городишках собирается кодла — лесбиянок, геев мордуют, за волосы таскают, издеваются. И все это на телефончик снимают и в Сеть выкладывают. И никто ни гу-гу, ни одна телевизионная гнида про это не скажет.
— Это закончится. Данила, это закончится.
— Когда? Когда мы все сдохнем?
Он смотрел на Катю. Ждал ли он ответа от нее — тут, в этом клубе, где все они толклись, как ночные мотыльки под светом гаснущего фонаря, ловя последнее тепло, радость и утлую надежду?..
Он смотрел на Катю так, что… Поразительные вещи порой может явить человеческий взгляд… одновременно — бравада, растерянность, отчаяние, нежность… Катя обвила его шею руками и поцеловала в губы. Сама — на этот раз. Не из любви и не из жалости, а в ответ на то, что говорили, кричали его глаза.
Данила зарылся в ее волосы лицом и прижал к себе. И они медленно-медленно кружились на танцполе. А когда оторвались друг от друга, Катя увидела, что бородатая Кора сходит со сцены по ступенькам. Она смотрела куда-то поверх танцующих.
Вот она обернулась и показала Кате глазами — туда, туда.
И Катя тоже обернулась, но видела лишь танцующих и — стойку бара.
— Выпьем за…
— За что, Данила?
— За песню, что спел нам бородатый соловушка. — Данила повлек Катю к стойке бара. — Песенка о любви.
Он заказал Кате коктейль, а себе двойной бренди.
— Почему ты Жене не позвонил? — спросила Катя. — Я ей машину помогла перегнать со штрафстоянки.
— Я звонил ей, она не отвечала мне.
— Она же в больнице с мужем, она в палате телефон выключала, чтобы его не беспокоить.
— Да, Генку нельзя сейчас беспокоить.
— Так почему же ты ей так и не позвонил?
— Я был занят.
— Чем ты был занят? — спросила Катя.
И тут к ним подвалил юркий молодец с сережкой в ухе, очередной «продавец счастья», то есть кокса. И Данила…
— Подожди меня пару минут.
— Но я…
— Я быстро.