Ситуация накалилась до предела. Дело решали мгновения. Я понял, что еще несколько мгновений, и на селение обрушится смертоносный шквал огня.
Мулла схватил меня за руку.
«Ты обманул меня!» — сказал я.
«Полковник, поверь мне, стреляют не местные».
«Нашим ребятам от этого не легче».
«Это пришлые боевики, из Шатойского отряда».
«Ты понимаешь, что сейчас селение будет уничтожено?»
«Полковник, дай мне одну минуту», — мулла все еще не отпускал мою руку.
«Минуту, и ни секундой больше».
Я вытащил часы и положил их перед собой на подоконник.
Мулла по пояс высунулся в окно и прокричал что-то гортанное своим соплеменникам, после чего часть народа куда-то бросилась бегом.
Между тем ожила рация.
«Коля, что у тебя там происходит?» — спрашивает мой шеф.
«Разбираемся».
«Ты брось там миндальничать. Я тебя знаю, — орет он. — Я велел развернуть артиллеристам в сторону селения не только “Град”, но “Смерч” и “Ураган”. Жахнуть?»
«Подождите минутку».
«Погибнете, как мухи!»
«Я сообщу, когда стрелять».
…Видел я эти установки в деле. После них от селения осталось бы одно воспоминание… Но, боюсь, и от моей группы тоже.
— Да установки мощные, — согласился генерал. — Такой населенный пункт они бы за несколько секунд с лица земли стерли.
— Данная мною мулле минута была на исходе, а перестрелка продолжалась. Но вот выстрелы из домов начали производиться все реже, реже и наконец совсем стихли. Перестала палить и колонна.
Бронемашины подъехали к зданию школы и застыли перед ней.
«Николай, ты еще жив?» — спросила рация.
«Вроде…»
«Давать залп?»
«Отбой!» — закричал я.
«Отбой?» — переспросил начальник.
«Полный отбой!»
«А где колонна?»
«Возле школы. Сейчас будем загружаться».
«Смотри, чтобы тебя не надули», — сказал шеф и отключился.
— И чем в конце-концов завершилась твоя тогдашняя эпопея? — спросил Матейченков.
— Выбрались без потерь.
— А ведь были практически в безвыходном положении…
— Спасибо мулле.
— И собственной смекалке, — добавил генерал. — А мулла — очень интересная фигура.
— Он понравился мне.
— Ты потом что-нибудь слышал о нем?
— Представьте себе, да.
— Каким образом?
— Мои разведчики притащили языка. Необходимо было добиться важных сведений, я сам допрашивал его. Оказалось «язык» родом из Шатоя и часто бывал в том самом селении Асланбек-Шерипово. Рассказал он мне странную вещь: что мулла вышел у чеченцев из доверия и куда-то исчез. Даже семья не знает, куда: его увели боевики, наблюдающие за внутренним порядком в горных районах.
— А что значит — вышел из доверия?
— Этого я так и не смог добиться.
— Может, это связано с тем, что именно благодаря мулле твоя группа сумела спастись? — предположил Матейченков.
Полковник вздохнул:
— Вы сыплете мне соль на рану…
— Ты и сам так думаешь?
— Почти уверен.
— Но ведь мулла, по сути дела, спас от гибели целое селение!
— А вот это никого не колышет…
Здесь, в Чечне, генерал Матейченков часто вспоминал Карачаево-Черкесию. Нет, не по внешней канве событий. Там был худой мир. Тут — добрая ссора. Что именно лучше — известно из пословицы.
Но вот взаимодействием наших сил, согласованностью их действий ему приходилось заниматься и здесь, и там. С одной лишь единственной, хотя и существенной, разницей: в Карачаево-Черкесии различные группы войск ожидали, хотя и напряженно, возможного часа «Икс».
В Чечне войска пребывали в действии, да еще каком действии! Нет, непосредственно в боевых действиях участвовала только малая их часть. Остальные находились в военных лагерях, на учебных базах, в резерве главного командования.
Стратегическое искусство координатора в том и состоит, чтобы точно, как на аптекарских весах, определить, в какую точку, в каком количестве и какие именно направить войска. И только от его умения и воинской решительности зависят судьбы и жизни сотен и тысяч людей, а в конечном счете — судьба военной кампании.
Особым вниманием генерала Матейченкова пользовались ОМОНовские части. И не только потому, что они представляли собой как бы военную элиту. Он любил этих ребят, рослых, умелых, отлично обученных, бесстрашных.
Пожалуй, ОМОН ближе других отвечал представлению о будущей профессиональной армии, какой она представлялась генералу. Об этом они много говорили во время встречи с Борисом Дубовым, который, хотя и ушел в большую политику, продолжал живо интересоваться и армией, и Чечней, и тем, как идут там дела у полпреда президента Ивана Матейченкова…
ОМОНовцев присылала в Чечню, можно сказать, вся Россия. Присылала, с болью отрывая от собственного сердца. Не было, пожалуй, крупного города либо региона, из которого сюда не прибывал бы на определенный срок отряд ОМОНа.
Матейченков навещал место дислокации очередного отряда, знакомился с бойцами, с командиром, осматривал лагерь, дотошно вникал в нужды, и если требовалось — помогал.
Помогал делом, не словами.
Особенно Матейченкову полюбился, если здесь уместно это слово, небольшой отряд ОМОНа, приехавший из далекого забайкальского городка. Сибиряки, рослые и могучие, только на первый взгляд казались медлительными.
Наблюдая их учебные занятия и тренировки, Матейченков убеждался каждый раз в их медвежьей хватке, ловкости и смекалке, а главное — в беззаветной храбрости.
— Когда в дело, товарищ генерал? — часто спрашивали они полпреда.
— Знаете, есть хорошая украинская поговорка: не торопись поперед батька в пекло, — отвечал с улыбкой Матейченков.
— А все-таки? — настаивали бойцы.
— Об этом может знать только господь бог! — строго вступал в разговор начальник отряда майор Геращенко.
— И начальство, — заключал генерал.
Отряд ОМОНа размещался в здании бывшей школы, что живо напомнило полпреду рассказ полковника Петрашевского о неудачной охоте его диверсионного отряда на Джохара Дудаева.
Спали бойцы в гимнастическом зале, сдвинув в сторонку немногочисленные тренировочные снаряды и сноровисто оборудовав временные спальные места.