Бой длился. Летели пули, посвистывали осколки, продолжал методично постреливать снайпер.
Лейтенант повернулся налево кругом.
— Стой! А как же твой автомат? — озабоченно произнес командир.
— А что?
— «Калашников» будет на снегу выделяться.
— Да. Не подумали мы, елки-палки, — сказал заместитель.
— А я его в белое полотенце заверну. Вафельное, — нашелся лейтенант. — Мама из дому прислала.
— Совсем еще сосунок, — заметил командир, когда доброволец отошел. — Несмотря на лейтенантские погоны.
— Такой сосунок иного старого вояки стоит, — возразил заместитель. — Я видел его в деле, да и ты тоже.
Командир вздохнул:
— Дай бог, чтобы вернулся.
Это было непередаваемое, ни с чем не сравнимое чувство — ощущать свою полную власть над этими маленькими фигурками, которые мельтешили глубоко внизу.
Она не поменяла бы это чувство ни на какое другое.
Прежде всего, она недосягаема ни для кого из противников. Даже обнаружить ее местоположение невозможно, разве что ночью — по мгновенной вспышке снайперской винтовки. Но сейчас день, и вспышку не заметишь, как ни старайся.
А винтовочка-то — просто чудо. Русские оружейники постарались, сами себя превзошли. Говорят, в Туле ее собирали. Чеченцы кучу денег за нее заплатили, но это уже ее, Роксоланы, не касается.
У нее другая работа, другая забота: отстреливать этих ненавистных русских, получая оплату с головы. Платят неплохо, а остальное ее не касается. Работа — не хуже другой. Кто посмеет ее упрекнуть? Собственно говоря, на то и война, чтобы убивали. А уж каким способом, как говорится, дело десятое.
Да ведь русские солдаты, положа руку на сердце, другой участи и не заслуживают. Ну кто их тащит сюда, на Кавказ? Почему не разрешить чеченцам жить самостоятельно, как они того желают?
Вот, скажем, Англия, сугубо капиталистическая страна, как учили в школе. Имела богатейшую колонию — Индию, которую называли жемчужиной британской короны, или что-то вроде этого… А чем дело-то кончилось? Захотела Индия самостоятельности и получила ее, только и делов.
Что же касается России…
Роксолана отбросила праздные мысли, перевела затвор и вгляделась в оптический прицел: ее внимание давно уже привлекали три фигурки, стоявшие за бронетранспортером — тени от них падали на дорогу, по ним можно было понять, чем занимаются эти люди. Она ждала, чтобы кто-то из них хоть на мгновение выдвинулся из-за укрытия, чтобы снять его. Судя по тому, как фигурки о чем-то совещались, это было начальство.
Никто, однако, не торопился высовываться, и внимание снайпера отвлеклось. А теперь вот, когда глянула — фигурок осталось две: одна, наиболее подвижная, успела-таки выскользнуть, пропала из поля зрения… Досадно.
Она громко, по-мужски выругалась — из всего русского Роксолана любила только мат.
А за что их, русских, любить?
Они всегда только и делали, что угнетали ее родную неньку — Украину. Лучших сынов убивали. Великого Кобзаря — Тараса Шевченко на каторгу сослали… Да мало ли чего еще натворили, пока Украина не сбросила цепи и стала незалежной.
Ничего, отольются волку овечьи слезки…
Теперь вот Украина и Чечне протянет братскую руку и поможет ей стать независимой.
Бой внизу то затихал, то разгорался с новой силой.
Роксолана выискивала добычу пожирнее, позаметнее. Главарь иногда давал надбавку, если убитым оказывался не солдат, а кто-нибудь рангом повыше.
Две фигурки все еще стояли за БТР.
У одного из них болтался на шее бинокль. Значит, важная птица. Может быть, даже командир отряда. Вот кого бы пришить — хорошую премию отхватить можно.
«Ну, выйди, выйди, миленький, — мысленно молила Роксолана, внезапно придя в хорошее настроение. — Выйди на крылечко, ты мое сердечко, без тебя тоскую я давно…»
Роксолане показалось, что обе фигурки смотрят в ее сторону.
Чепуха, они не могут знать, где она находится. Снайперская позиция замаскирована, а вспышек выстрелов днем не видно.
Догадались, вычислили? Нет, не под силу это русским недотепам.
Тень первой фигурки подняла бинокль, поднесла его к глазам и долго смотрела в ее сторону, затем на что-то указала рукой своему собеседнику.
Роксолана проследила за направлением его взгляда… и обмерла. Ей показалось, что по склону горы медленно, какими-то рывками перемещается в ее сторону… автомат. Да, автомат Калашникова, причем сам по себе.
Лейтенант был по-настоящему счастлив, когда выбор остановился на нем. Задание не показалось ему таким уж опасным, зато чертовски интересным. Такое увидишь только в кино — снять вражеского снайпера! Нет, он не был желторотым птенцом и знал цену жизни. Но хотелось испытать себя в настоящем деле, причем самостоятельно.
В уме уже складывались строчки письма, которое он напишет матери, когда вернется, выполнив задание…
Он опишет все по порядку.
Как, получив задание, пригибаясь, побежал к своему прикрытию, достал из сидора белое, как снег, не успевшее загрязниться полотенце, которое прислала она, мама.
Как надел белый маскхалат, затем тщательно завернул автомат в полотенце, затем, огибая поле сражения, двинулся в сторону горы, на вершине которой засел чеченский снайпер.
Подъем в гору происходил буднично, так что поначалу охотник даже несколько разочаровался. Шел пологий склон, ползти было легко. Снега было немного, из-за постоянных ветров он здесь не залеживался. Автомат, ничем не выделявшийся на снегу, почти не мешал.
Дальше, правда, дела пошли похуже.
Траектория, которую они наметили с командиром и его заместителем, шла по витку спирали, который уходил за гору — необходимо было выйти на снайпера с тыла.
Путь стал круче, и теперь каждый метр давался с трудом. Даже автомат, прежде такой легкий, начал наливаться тяжестью, черт бы его побрал. Кроме того, под снегом скрывались острые края мелких скал и обломков породы, они-то и донимали больше всего. Они царапали руки, разрывали в клочья одежду, даже прочные армейские ботинки раздирали. На локтях продралась куртка, локти были изранены и болели, несмотря на сильный мороз.
Подъем стал еще круче. Теперь он на каждом шагу цеплялся за стволы чахлых деревьев и облетевшего кустарника, часто и подолгу отдыхал, упав лицом в снег.
Отдышавшись, хватал ртом немного снега и жадно его глотал. Снег был чистейшей белизны и почему-то остро пах мороженым.
Начальник чеченского соединения ценил свою снайпершу и брал ее не на все операции, а только на самые ответственные. Платил он ей немало — хорошие стрелки были у чеченцев в цене, но он не жалел о затраченных деньгах, полагал, что они окупаются сторицей.