Консул Коллатин решил, что в этом нет ничего плохого, но Брут устроил грандиозный скандал, обвинив его прилюдно на форуме в предательстве. Все же после долгих препирательств граждане Рима решили вернуть деньги Тарквинию и больше о нем не вспоминать. Такое благодушие сейчас кажется несколько наивным, поскольку наша историческая память подсказывает, что за революциями, как правило, следуют конфискации. Но не будем забывать, что римскую элиту пугали крайние меры, которые могли стать прецедентом и когда-нибудь обрушиться на их головы или головы их потомков. Тем более что они находились в тесном родстве друг с другом. Так, например, жена Брута была из рода Вителлиев, которые являлись сторонниками Тарквиния. К Вителлиям, кстати, и обратились послы, вовлекая их в заговор против Республики. Те, в свою очередь, привлекли родню — двоих взрослых сыновей Брута, как писал Плутарх, «внушив им надежду, что, избавившись от тупости и жестокости своего отца, они породнятся с великим домом Тарквиниев и, быть может, сами достигнут царской власти». Но если Брут лишь прикидывался тупым, то Тит и Тиберий явно не отличались большим умом, решив играть в эти опасные игры.
Новоявленные заговорщики для успеха своего предприятия решили устроить человеческое жертвоприношение — вполне в традициях этрусков, к которым принадлежал род Тарквиниев. Чей-то раб случайно оказался свидетелем сборища. Подслушав разговоры послов и римлян, раб бежит к Валерию и сообщает ему о том, что консулов собираются убить, а царю снова вернуть власть. Валерий действует решительно и хватает заговорщиков. В вещах послов обнаруживается переписка, где названы имена. Все улики налицо.
Разгневанный сенат забывает о своем намерении вернуть имущество Тарквинию и раздают его римлянам, раба вознаграждают и отпускают на свободу, а судьбу молодых заговорщиков вручают в руки отца, дабы тот примерно наказал их.
Брут велит выпороть Тита и Тиберия, а затем отрубить им головы. Даже видавшие виды римляне были шокированы суровостью консула. Коллатин попытался смягчить приговор остальным заговорщикам, но не тут-то было. Валерий немедленно воспользовался ситуацией и обрушился на него с обвинениями в потакании изменникам и врагам. Брут обращается к народу, призвав его самим решить судьбу заговорщиков. В итоге всем отрубили головы. Коллатин своим мягкосердечием вызывает подозрение у сограждан, к тому же он тоже из Тарквиниев. Брут предлагает ему сложить консульские полномочия и покинуть город. Римляне бурно поддерживают Брута. Огорченный Коллатин сходит с политической арены, а на его место, наконец, избирают Валерия.
Поскольку относительно мирным путем вернуть себе власть Тарквинию не удалось, то он обращается к своим соплеменникам — этрускам, и те помогают ему собрать большое войско. Во время сражения консул Брут и Аррунт, сын низверженного царя, встречаются лицом к лицу, и оба гибнут в ожесточенной схватке. Имя Аррунта сейчас известно разве что специалистам по римской истории, а вот Брут стал на долгие века символом бескорыстного и, я бы даже сказал, свирепого служения идеалам свободы и тираноборчества. Его потомок впоследствии станет марионеткой в руках умелых манипуляторов, которые неустанно напоминали ему о деяниях далекого предка.
Этруски проигрывают сражение, Валерия удостаивают первого в истории Рима триумфа, и он въезжает в город на колеснице, запряженной четверкой коней.
Между тем, воздав почести победителю и оплакав Брута, павшего за дело свободы, граждане начинают поговаривать, что консул Валерий ведет себя нескромно. Выстроил слишком роскошный дом, ходит в окружении ликторов со связками и топорами. Уж не стремится ли он к единоличной власти? До Валерия доходят эти разговоры. Понимая, что римляне капризны и переменчивы, а консульство стоит дома, он велит разрушить свое жилище. И как-то поутру жители на месте великолепного строения увидели руины. Сам же консул стать жить у друзей. Жест произвел большое впечатление на толпу. Вскоре Валерий выступает перед народом, мягко упрекая его в неблагодарности. По словам Плутарха, «желая и самую власть сделать кроткой, менее грозной и даже любезной народу, Валерий приказал вынуть топоры из дикторских связок, а связки опускать и склонять перед народом, всякий раз как консул входит в Собрание. Этот обычай, много способствовавший украшению демократии, соблюдается властями вплоть до нашего времени».
Что касается демократии, то и в наши времена ничего, кроме «украшения», от нее не осталось. Пессимист может даже прийти к выводу, что политтехнологии практически не изменились с тех пор, а оптимист именно в этом увидит повод для веселья — люди не меняются, меняется лишь атрибутика, в которой они пребывают. Но не будем о грустном…
Народ, видя такую любезность со стороны Валерия, радостно ему подчиняется и дает прозвище Попликола (или Публикола), то есть «друг народа». Валерий же, прежде чем приступить к выборам второго консула, проводит законы, которые должны, по его замыслу, препятствовать тирании. Он увеличивает количество сенаторов, разрешает обвиняемым, не согласным с приговором консулов, апеллировать к народу, вводит смертную казнь для тех, кто без народного одобрения примет властные полномочия. Более того, по одному из новых законов любому человеку дозволялось без всякого суда убить того, кто будет заподозрен в попытке установления единовластия, разумеется предоставив затем соответствующие улики. Народу очень понравилось также облегчение налогового бремени.
И только после этого, приобретя большую популярность, Валерий Попликола проводит выборы. В консулы избирают Спурия, отца знаменитой Лукреции, но через несколько дней новоизбранный соправитель умирает. Возможно, немолодого Спурия подкосили смерть дочери и изгнание зятя. Не будем забывать и о высокой смертности населения в те далекие годы. Проводят новые выборы, и консулом становится некто Марк Гораций, разделивший вместе с Валерием власть на весь оставшийся годовой срок.
Обретя долгожданную свободу и систему консульского правления взамен царской власти римляне тем не менее не обрели мира и покоя. Войны продолжались. Забегая вперед, скажем, что война — это естественная форма функционирования римской государственности на всех этапах ее бытования — царском, республиканском, имперском…
Тарквиний не успокоился и заручился поддержкой могущественного этрусского царя Порсены, известного своей справедливостью и добротой. Порсена, естественно, в силу корпоративной солидарности берет сторону свергнутого царя и требует от римлян вернуть ему царское кресло. Получив отказ, он начинает войну и вскоре осаждает Рим.
Положение граждан отчаянное, начался голод. И тут некто Муций, за тысячи лет до Мао Цзэдуна, провозгласившего лозунг «Бей в голову, остальное само развалится», решает устранить главный источник опасности — убить Порсену. А вообще-то Муция могла подвигнуть на эту тайную акцию история Юдифи, убившей вражеского военачальника Олоферна почти за пять веков до этих событий.
Убийца из Муция вышел неудачливый, хотя он говорил по-этрусски и раздобыл соответствующую одежду. Он добрался до расположения Порсены, но, не зная его в лицо, убил одного из его приближенных. Муция хватают, Порсена начинает его допрашивать, но героический римлянин, дабы продемонстрировать свое бесстрашие, кладет правую руку на жаровню с горящими углями. И как гласит одно из преданий, молча смотрит царю в глаза, в то время как рука его обугливается. Царь, удивленный стойкостью и мужеством Муция, освобождает и возвращает ему оружие. И поскольку он принимает меч левой рукой, то получает прозвище Сцевола, то есть Левша. И с тех пор его имя является символом самозабвенного служения своему народу.