Оптиматы хоть и прижали популяров, но все же остереглись резко свернуть реформы Гракхов. К тому же сословие всадников и римская чернь могли в любой момент прибегнуть к насилию, если бы им показалось, что Сенат собирается лишить первых — преференций, а вторых — подачек.
Гай Марий был, что говорится, человек из народа, выскочка или, как говорили римляне, «новый человек» — homo novus. В отличие от Гракхов — утонченных аристократов при всем их популярстве и принадлежности хоть и к знатному, но плебейскому роду, Марий всегда подчеркивал свою прямоту, граничащую с грубостью, простоту манер и скромность в быту. Известно, что он скептически относился к увлечениям римлян греческой культурой, сам же греческого языка не знал, полагая, что победителям нечему учиться у побежденных.
Точный год его рождения неизвестен, это либо 157 либо 156-й до P. X. Он появился на свет в местечке Цереаты, что недалеко от города Альпино, в бедной семье. Толчком к началу его карьеры якобы послужили слова Сципиона Эмилиана, разрушителя Карфагена, у которого Марий служил во время военных действий в Испании при подавлении восстания иберийских племен. Когда во время пирушки у Сципиона какой-то льстец сказал, что вряд ли у римского народа будет еще один защитник, подобный полководцу, тот ответил: «Будет, и, быть может, даже он», указав при этом на Мария. Скорее всего, Сципион имел в виду что-то вроде скромного «на моем месте может быть любой римлянин» и вряд ли подозревал в тот момент, как слово его отзовется. Марий же воспринял эти слова не только как предзнаменование, глас божества устами воинского начальника, но и как руководство к действию.
Звезда Мария стала восходить во время так называемой Югуртианской войны.
Нумидийский царь, умирая, разделил свое владение между двумя родными сыновьями и Югуртой — усыновленным племянником, весьма многообещающим, талантливым юношей. Таланты его проявились столь быстро, что вскоре один из наследников был убит, а второй успел сбежать в Рим, чтобы пожаловаться Сенату на притеснения. Югурта, зная роль золота в качестве смазки для шестеренек механизма власти, щедро одарил нужных людей, и сенаторы поделили нумидийское царство на двоих, причем Югурте достался самый жирный кусок. Но Югурте этого мало, и он затевает войну со сводным братом. Тот опять жалуется в Рим. Прибывает сенатская комиссия, затем другая, но остановить зарвавшегося царя они не могут, тот захватывает столицу противника, убивает его, а заодно и италийцев, которые имели несчастье служить наемниками или просто вести на африканском побережье торговлю.
Историки полагали, что на самом деле разделение Нумидии на три царства было инспирировано римлянами, не желающими, чтобы у них под боком было хоть и союзническое, но все же независимое государство. По всей видимости, Югурте были известны замыслы римлян, к тому же их ростовщики и торговцы вели себя в Нумидии весьма бесцеремонно.
Впрочем, сенаторы с большим удовольствием закрыли бы глаза на этот инцидент, но гибель италийцев и римлян вызвал большой шум, да и коммерческие интересы крупных торговцев были ущемлены. Не желая распалять жителей итальянских городов, и без того имевших зуб на Рим из-за нежелания предоставить им права гражданства, Сенат объявляет злокозненному Югурте войну.
Это была странная война.
Римская армия в это время находилась в сильном расстройстве. Гай Гракх так и не успел развить военную реформу, обедневшие граждане лишились возможности служить, другие и вовсе не рвались в ряды легионеров, дисциплина расшатывалась на глазах, командиры были озабочены подсиживанием друг друга и личным обогащением. Положение дел ухудшало и поражение в 113 году до P. X. при Норее, которое нанесли римской армии кимвры и тевтоны — германские племена, впервые вторгшиеся на территории, подвластные Риму. Сенат, разумеется, не мог знать, что это вторжение с северных границ — первый камешек, который вызовет лавину, на века определившую новую геополитическую конфигурацию Европы. Пока их больше занимают события в Северной Африке.
Итак, для того, чтобы привести в чувство Югурту, Рим направляет большое и сильное войско. Против него нумидийский царь выставляет свою казну, и — о, диво — командующий римскими войсками неожиданно заключает с Югуртой мир, причем на почетных условиях.
Это было слишком даже для златолюбивых граждан и сенаторов — столь очевидное падение нравов наносило тяжелый урон престижу Республики, ее добродетели попросту вываливались в грязь! Начинается судебное разбирательство, Югурту вызывают в Рим для дачи показаний. Возможно, сенаторы были уверены, что мятежный царь проигнорирует приглашение, а это даст им возможность разобраться в своем кругу с продажными полководцами, а потом снова начать военные действия. Но не тут-то было!
Югурта является в Рим во всеоружии, то есть с большим количество золота. И суд превращается в фарс: подкупленный народный трибун придирается к процедурным вопросам и, пользуясь своим правом вето, запрещает Югурте давать показания против самого себя. Пока день за днем тянется судоговорение, Югурта не теряет времени даром — его люди выслеживают и убивают внука покойного нумидийского царя, который мог стать претендентом на трон. Такого неуважения к себе римляне все же стерпеть не могли, Югурту выгоняют из города, и вскоре снова начинаются военные действия.
И снова золото побеждает — один из двух римский военачальников нагло бездействует, а другой пытается что-то предпринять, возможно, для виду, но тут Югурта наносит удар и в битве при Сутуле в 109 году до P. X. захватывает римский лагерь. Позорная церемония проведения пленников под ярмом и изгнание римлян из Нумидии сделали Югурту в глазах соседей героем-победителем. Мавританский царь обещает ему поддержку, племена гутулов тоже готовы помочь Нумидии.
Рим, наконец, всерьез взялся за африканские дела. Все договоры с Югуртой были разорваны, и командовать армией назначили Цецилия Метелла, неподкупного и талантливого человека. Метелл быстро наводит порядок в войсках и в том же году громит Югурту. Нумидийский царь уходит с остатками войска в пустыню и начинает долго и утомительно беспокоить римлян.
Для нас важен тот факт, что у Метелла служил Гай Марий, к этому времени выросший из простого легионера до легата. Достаточно сказать, что Метелл, направляясь в Африку, взял с собой двух помощников, известных не своей знатностью, а личными качествами, — Мария и Рутилия Руфа, знаменитого своей принципиальностью и бескорыстием. Впоследствии Руфа «съедят» деловые круги и откупщики, которым его неподкупность на посту наместника провинции будет помехой, но это уже другая история.
Известно, что отец Мария был клиентом дома Метелла, но такое знакомство вряд ли могло споспешествовать карьере его сына. С одной стороны, Цецилий Метелл поддержал Мария, когда тот выставил свою кандидатуру на должность народного трибуна в 119 году до P. X. Но когда Марий продавливал закон о подаче голосов, ограничивающий возможность оптиматов покупать голоса, и Метелл выступил против, то народный трибун Марий вызвал ликторов и чуть было не засадил Метелла в тюрьму. Оптиматы решили, что появился новый Гракх, и насторожились. Но вскоре Марий выступил против раздачи хлеба горожанам. Разочарованные популяры и оптиматы поняли, что имеют дело с принципиальным человеком.