Выдав свои намерения покорить Парфию, Красс возмутил римлян — повода для нападения не было, угрозу Парфянское царство не представляло.
Тем не менее в Сирии он начал с того, что принялся выбивать налоги — ему нужны были средства для набора дополнительных сил. В чем, в чем, а в финансовых делах ему равных не было, к тому же Красс, как мы уже говорили, ограбил Иерусалимский храм, конфисковав все храмовые деньги и золотую утварь, а заодно и все другие, в том числе и храм Афродиты. Выходя из этого храма, его сын Публий, командующий кавалеристами, споткнулся и упал, а следом, наткнувшись на него, повалился и отец. Дурное предзнаменование, решили свидетели конфуза.
Вскоре под командованием Красса находилось семь легионов и вспомогательные войска. Еще до того, как начать большую войну, он переправился через Евфрат и занял несколько городов, не встретив серьезного сопротивления. Агрессия римлян весьма озадачила парфян, и они сделали должные выводы.
Собрав, наконец, мощный ударный кулак, Красс снова перешел реку и двинулся в глубь страны. Как выяснилось, парфяне давно его поджидали.
Не вдаваясь в детали, отметим только, что Красс совершил все ошибки, которые он мог совершить. Быть финансовым гением вовсе не означает иметь такие же таланты полководца.
В общем, военные действия завершились полным разгромом его армии недалеко от города Карры, а самого Красса заманили в ловушку и убили. По другой версии, раненого Красса по его просьбе закололи свои же легионеры, чтобы он живым не достался врагу.
Его отрубленную голову, а также руку отправили парфянскому царю Гироду (Ороду, или Ироду, по разным источникам). Некоторые историки древности, такие как Кассий Дион, Иосиф Флавий и другие, рассказывают о том, что, отрубив голову Крассу, парфяне влили ему в рот расплавленное золото, карая за безудержную алчность. Кое-кто из современных историков, правда, полагает, что это повтор сцены казни жадного Мания Аквилия царем Митридатом, добавленной хронистами для пущего драматизма. Но здравый смысл все же подсказывает, что такое символическое наказание вполне могло быть распространено на Востоке. Впрочем, это уже нюансы. А пока предоставим слово Плутарху.
«В то время как все это происходило, Гирод уже примирился с Артаваздом Армянским и согласился на брак его сестры и своего сына Пакора. Они задавали друг другу пиры и попойки, часто устраивали и греческие представления, ибо Гироду были не чужды греческий язык и литература, Артавазд же даже сочинял трагедии и писал речи и исторические сочинения, из которых часть сохранилась. Когда ко двору привезли голову Красса, со столов было уже убрано и трагический актер Ясон из Тралл декламировал из «Вакханок» Эврипида стихи, в которых говорится об Агаве. В то время как ему рукоплескали, в залу вошел Силлак, пал ниц перед царем и затем бросил на середину залы голову Красса. Парфяне рукоплескали с радостными криками, и слуги, по приказанию царя, пригласили Силлака возлечь. Ясон же передал одному из актеров костюм Пенфея, схватил голову Красса и, впав в состояние вакхического исступления, начал восторженно декламировать следующие стихи:
Только что срезанный плющ —
Нашей охоты добычу счастливую —
С гор несем мы в чертог.
Всем присутствующим это доставило наслаждение. А когда он дошел до стихов, где хор и Агава поют, чередуясь друг с другом:
— Кем же убит он?
— Мой это подвиг!
— то Эксатр, который присутствовал на пире, вскочил с места и выхватил у Ясона голову в знак того, что произносить эти слова подобает скорее ему, чем Ясону. Царь в восхищении наградил его по обычаю своей страны, а Ясону дал талант серебра. Таков, говорят, был конец, которым, словно трагедия, завершился поход Красса». [85]
В наше время выдвигалось предположение о том, что театральное действо при дворе царя Артавазда II в городе Арташате было организовано не для того, чтобы отметить брак своей сестры с сыном парфянского царя. Целью было публичное торжество в честь победы над Римом. Делом в том, что шестнадцать лет назад царь Артавазд был соправителем своего отца Тиграна II, разгромленного Лукуллом. Римский полководец не только разграбил Тигранакерт, один из богатейших городов региона, но и устроил в честь своей победы спектакли в тигранакертском театре. Вполне вероятно, что вынос головы Красса в качестве театральной бутафории в театре арташатском являлся своего рода местью сына за поражение отца.
Но эффектность такой сценической находки не оправдывает дурновкусия «постановщика».
Между тем в Галлии положение дел начало приобретать угрожающий характер. Цезарь, вернувшись из Британии, разделил свое большое войско на несколько частей для размещения на зимних квартирах. Затем отбывает в Италию, чтобы расположиться как можно ближе к Риму — в допустимых законом пределах, естественно.
«Но в это время вновь вспыхнуло всеобщее восстание в Галлии, и полчища восставших, бродя по стране, разоряли зимние квартиры римлян и нападали даже на укрепленные римские лагеря. Наибольшая и сильнейшая часть повстанцев во главе с Амбиоригом перебила отряд Котты и Титурия. Затем с шестидесятитысячной армией Амбиориг осадил легион Цицерона и едва не взял лагерь штурмом, ибо римляне все были ранены и держались скорее благодаря своей отваге, нежели силе». [86]
Цезарь, узнав о поражении римлян, немедленно возвращается с семью тысячами легионеров на помощь осажденному Квинту Туллию Цицерону, сыну знаменитого оратора. Своим легатам, Марку Котте и Титурию Сабину, а также восьми тысячам воинов, которые находились под их руководством, помочь он уже не в состоянии, почти все пятнадцать когорт уничтожены, спаслись буквально считаные единицы. От них Цезарь и выяснил детали катастрофы, подробно описав их затем в «Записках». Он винит во всем Сабина, поверившего Амбиоригу, который предлагал безопасный проход когортам до места расположения ближайшего легиона. Котта же не хотел покидать хорошо укрепленный лагерь и собирался ждать помощи. Двуначалие и стало причиной разгрома — Сабин все же настоял на своем и вывел когорты из лагеря. Когда же легионеры проходили через небольшую котловину, их окружили и перебили.
Цезарь не мог позволить, чтобы лагерь Цицерона постигла та же судьба. Еще одно поражение нанесло бы его авторитету страшный удар. И что еще хуже — умиротворенные силой племена могли бы воспользоваться случаем и поднять мятеж по всей территории Галлии.
Положение Цицерона и осажденных ухудшалось с каждым днем. Противник не просто лез на стены, а вел правильную осаду — вырыл вокруг всего лагеря римлян глубокий ров, из выкопанной земли насыпал вал, а затем принялся сооружать осадные устройства. Всему этому воины Амбиорига научились, следя в последние несколько лет за действиями римлян.