А вот патер Лейдер добрых чувств у Кенета не вызывал. Ибо был представителем касты церковных карьеристов и выжиг.
Кенет привычно опустился на колени для исповеди.
– Брат мой в вере, моя душа сейчас чиста и спокойна.
– И тебя не тревожат язычники?
– Графиня делает все, чтобы они узрели свет истинной веры. И я, недостойный, стараюсь способствовать ей в этом.
– И не тревожит тебя поведение самой графини?
– Брат мой, я тесно общаюсь с ней. Она добра, умна и благородна. Если бы в ней было хоть пятно черноты, я заметил бы это. Но она бережется от происков Мальдонаи.
– Да неужели?
История с Дамисом Рейсом заставила патера сдвинуть брови. А данное объяснение – мол, графиня считает, что Альдонай соединил и расторгнуть этот союз нельзя. А осквернять свою клятву перед Богом и свое ложе – вовсе последнее дело, что бы там в семье ни происходило… Такого бесчестья ни для себя, ни для своей семья графиня не допустит.
Поступки Лили можно было подать по-разному и истолковать тоже. И невольно пастор Воплер выбрал самый выгодный для графини вариант, объясняя все ее заботой о ближнем и верой в добро.
Патер Лейдер слушал, но увы. Кроме того, Кенет не упомянул о многом. Ни о контрабандистах, ни о покушениях. Зачем? Это дело власти, но не церкви. Тело, а не душа.
Из этого компромата было просто не выкроить.
Так что спустя час Кенет оставил Симона весьма недовольным и направился туда, где его ждали.
Завтра он поговорит с двоими своими собратьями по вере. Настоящими, не такими, как этот лощеный крысюк. И они отправятся в Иртон. А он – с графиней в столицу.
Страшно, да.
Но может быть это испытание в вере, которое посылает ему Альдонай?
Верую, Господи.
Из Альтвера отплывали с вечерним приливом.
Лиля стояла на корме, мучилась подступающей тошнотой и мрачно мечтала об изобретении паровозов. Или самолетов.
В целом первые визиты прошли неплохо. Не считая этого случая с Авермалем. Но тут уж пусть сына воспитывает. А то надо же! Увидел девчонку на улице – и повело! Спермотоксикоз, однако, снимать надо. А то ведь могут и другие снять.
Вместе с головой.
Лейф более-менее успокоился, получив крупную сумму от Авермаля, ему Торий тоже приносил свои извинения. Он бы и в три раза больше выплатил, лишь бы Лиля не гневалась. Факт.
Рвать контакты с Торием пока действительно нельзя. Если придется вернуться в Иртон – барон незаменим. А Лиля, честно говоря, не возражала бы. За зиму она оценила эту глушь. Где тихо, спокойно, уютно, теперь еще и хорошие соседи будут… Если Джейми утвердят в баронах приказом его величества.
Хочется ли ей жить в столице?
Да на фиг!
Грязно, скучено, вонюче, и все эпидемии – ее. И все происшествия.
А с другой стороны, она медик. Она в Иртоне квалификацию, к чертям, растеряет. Может, и стоит остаться? Где-нибудь под боком у отца?
Лиля не знала.
Неизвестным компонентом в ее расчетах пока оставался Джерисон Иртон. Что сделает этот друг, крепко получив по ушам?
Сложный вопрос. Мужское самолюбие – штука такая. Топтать, пинать и забывать про него не стоит. Иначе потом так огребешь…
А с другой стороны – помереть ей, что ли, было?
Желудок забурчал особенно громко, и Лиля, перегибаясь через борт корабля (подветренный, уже выучила, куда блевать лучше) мрачно подумала, что умереть было бы быстрее.
А до столицы почти две недели пути… буэ-э-э-э-э-э-э…
– Рик, ты все собрал?
Ричард посмотрел на кузена:
– Все. А ты?
– Слуги еще копаются, но уже почти. Итак, в дорогу?
– Да, пора. А то Бернард обидится, что у него почти не погостим.
– Он и так обидится. Судя по сплетням – жлоб жуткий. Родную дочь в черном теле держит.
Рик махнул рукой:
– Будет королевой – приоденем. А нет – так и не надо.
В дверь поскреблись.
Рик открыл и присвистнул. На пороге стояла Анелия Уэльстерская. Джес, не будь дурак, тут же козлом скакнул за штору, пока не заметили. Он не проболтается, а случись что – свидетель Рику обеспечен.
– Ваше высочество, вы разрешите мне…
– Разумеется, госпожа. Прошу вас. Но почему вы…
Анелия подняла руку.
– Ваше высочество, у меня не так много времени. Я должна быстро вернуться. Я… вот.
Принцесса протянула медальон, который показался большим в ее маленькой ручке.
– Ваше высочество?
– Это на память о нашем лесном приключении… И обо мне, если не вернетесь.
Рик вздохнул.
– Ваше высочество.
Анелия закрыла ему рот рукой.
– Нет! Не клянитесь, не обещайте, не говорите ничего. Просто знайте… я буду вас ждать. И молиться за вас, даже если вы не вернетесь.
Девушка на миг придвинулась к Рику и коснулась губами его щеки. Робко-робко…
Тут же отодвинулась.
По щеке принцессы скатилась прозрачная слезинка. Она всхлипнула и опрометью вылетела из комнаты.
Расслабиться Анелия смогла только у себя в покоях.
Идею ей подсказал Альтрес Лорт, он же дал медальон. Но… Сама Анелия лучше и не придумала бы.
И сейчас ей казалось, что Рик вернется, обязательно вернется.
Его высочество предъявил подарок вылезшему из-за шторы и старательно отряхивающемуся другу.
– Ты посмотри…
Обычный золотой кружок, на крышке выбита морда рыси. Видимо, на память.
– А что внутри?
Внутри оказался портрет Анелии, выполненный с большим искусством. И локон темных волос.
– Рик, а ты как считаешь – вернемся?
– Смотря, что предложит Бернард. Но я сильно подозреваю, что да.
Рик глядел на дверь. Щека еще хранила тепло девичьих губ, а в душе просыпалась жалость. Ребенок ведь, ей бы в куклы играть. Ребенок…
Впрочем, у мужчин жалость и любовь – вещи далеко не всегда совпадающие.
Готовилась к отъезду и Аделаида Вельс.
Герцог Фалион крепко сожалел, что нельзя отослать мерзавку в Ативерну. Но… куда там!
Ее величество Милия Шельтская почему-то стала благоволить к негодяйке. И пока та на виду, в посольстве, сделать что-либо с Аделью не представлялось возможным.
Вот дома, в Ативерне, там другой вопрос. Там можно ее убрать по-тихому – и разводить руками. Ночь, грабители, мы так сожалеем, все ужасно печально, ах-ах-ах…