И они бы меня наверняка удержали, если бы Каменный Волк не совершил стремительный рывок в нашу сторону и буквально одним росчерком наконечника взрезал шеи сразу двум ворогам.
Строй тут же потерял монолитность (четверо оставшихся резко озаботились тем, что происходит за спиной), и я получил свою щель для прорыва. И — опрометчиво подставленный бок вражеского копейщика.
Бок-то я достал… И с ужасом увидел, как в спину Каменного Волка, с широкого маха, врезается вражеская секира.
Я услышал лязг. Увидел, как разлетаются брызги панцирных пластин… И стремительный разворот Стенульфа, закончившийся косым ударом копья поперек лица хозяина секиры.
У меня не было времени удивляться. Тем более я уже знал, что норманы могут драться даже получив смертельную рану. Я успел увидеть, как окованное железом основание древка хогспьёта отбрасывает назад еще одного любителя напасть со спины… И — мне пришлось заняться собственными проблемами.
Сразу трое желающих моей смерти. Ну давайте, парни! Времени у меня мало. Я должен прорваться в Медвежонку, так что по одному — не надо. Лучше — все сразу.
Так они и кинулись. Дружной компанией. Не кино, чай, где на окруженного героя по очереди набрасываются по одному, редко по два злодея. А остальные терпеливо ждут своей очереди. Здесь вам не там. Два копья прилетели почти одновременно… И сорвали с моей руки щит, но оба в нем и увязли. У третьего негодяя вместо копья имелся меч… Ну не меч, а скорее тесак. Заточенная железяка с полметра длиной. Я принял ее плоской стороной Вдоводела, скользнул лезвием навстречу — десять сантиметров стали ворогу под мышку. Я рванулся вперед, уходя с линии еще одной атаки… И тут, прямо передо мной, Медвежонок вырвался из клубка врагов. Расшвырял их, как его тезка расшвыривает повисших на нем псов.
Я увидел его лицо. И понял, что мой вариант: встать спина к спине — не рулит. Я уже видел такое: у берсерка, которого завалил на палубе снекки у эстских берегов. Я видел и этот рассеянно-задумчивый взгляд, и слюну, текущую на бороду, и это пружинистое раскачивание…
Для Медвежонка сейчас не существовало союзников — только враги.
Враги эти стояли вокруг и не решались напасть, потому что перед ними был берсерк. Окровавленный безумец, с которого клочьями свисали ошметки кольчуги, но который не чувствовал ни ран, ни боли, ни страха.
Их было не меньше десятка, но они не решались… Целую секунду… И берсерк напал сам.
Выброшенная вправо рука, промельк стали — и сизо-красные черви кишок, вываливающиеся из разрубленного живота. И фонтан крови из обрубка снесенной руки. И…
Я не стал ждать. Я тоже напал. И заколол двоих раньше, чем они опомнились и поглядели в мою сторону. Третий чуть было не достал меня, но выручил добрый доспех — смерть скрежетнула по зерцалу. Второго шанса я не дал. Вдоводел нырнул в спутанную светлую бороду — и она тут же стала красной. Еще одной вдовой больше.
Над моей головой прогудело копье. Я не был его мишенью. Копье предназначалось Свартхёвди. Плохая идея.
«Бросать копье в берсерка — всё равно что гонятся за комаром с гантелью», — подумал я.
У меня была возможность додумать такую длинную мысль, потому что вокруг стало как-то пустовато. А где все враги?
А враги сделали ноги. Те, кто мог. Удирали во все лопатки, побросав копья и щиты. Трое дернули к усадьбе. Двое припустили, так сказать, «в поля».
Наши доблестные спутники, подоспевшие как раз к этому замечательному событию, кинулись было за ними, но окрик Болтуна вернул их обратно.
Я увидел Стенульфа, опирающегося на свое смертоносное копье. Он потерял не только щит, но и шлем. Грудь его вздымалась, но рожа была — спокойная-спокойная. Я бы даже сказал — умиротворенная.
А где же Медвежонок?
А Медвежонок мчался к усадьбе, настигая улепетывающих врагов.
Вот он догнал одного и разрубил его затылок. Вот догнал второго — и тоже порешил.
Третий, самый проворный, почти добежал до ворот, но почуял за спиной смерть и решил встретить ее грудью и с поднятым мечом.
Эта грудь и приняла могучий удар клинка. Второй. Первый отрубил поднятый меч и державшую его руку.
На этом бой закончился.
Результат — двадцать два покойника (всех раненых «гуманно» прирезали наши союзники) и полная победа.
Ах да! Еще два берсерка, которые, собственно, эту победу и добыли… В глубоком отрубе.
Наши союзники повели себя просто по-свински. То есть, когда я обратился к Торду с тем, что Стенульфу и Свертхёвди надо оказать медицинскую помощь и уложить в теплую постель, этот сучара просто от меня отмахнулся. Мол, не до того сейчас. Надо закреплять успех. Ускакал строить обитателей усадьбы. И Гундё — вместе с ним. Так что мне пришлось заниматься моими друзьями практически в одиночку. Правда, мне никто и не препятствовал, когда я приволок их в дом и уложил на лучшие места напротив очага. Обработка и перевязка ран тоже заняла немало времени. К моему удивлению, страшный удар секиры почти не повредил спину Каменного Волка. Прорубленная бронь, подкольчужник и нижняя рубаха, а на спине — обычный кровоподтек. Будто дедушка и впрямь каменный. Да, к счастью, тяжелых ран ни у того, ни у другого. Зато имелось множество мелких порезов — особенно у Медвежонка. Счастье, что они не кровоточили. Совсем. Их даже зашивать не требовалось. Я обработал раны травяной настойкой на зимнем пиве, смазал, чем положено, забинтовал, влил в каждого пациента по большой кружке горячего молока (выпили не приходя в сознание) и вышел во двор — проветриться и отдышаться.
Очень вовремя вышел. Как раз тогда, когда братик с сестричкой собрались кончать вдову.
Возможно, эта женщина вела себя неправильно. То есть даже наверняка. Я считаю, что отнимать детей у матери — просто подло. Но убивать женщин — не менее гнусно.
Вдова держалась молодцом. Гордо и бесстрашно. Собственно, другого от вдовы ярла и ожидать не стоило. Она стояла в одиночестве посреди подворья, на котором много лет была полновластной хозяйкой, и глядела на Торда и Гундё — как солдат на вошь. Терять ей, кроме жизни, было нечего. Дочерей ее здесь не было. Замужние, они жили со своими супругами. Брат ее был убит Медвежонком, и именно эта смерть вызвала повальное бегство противника. Словом, кровных родственников вдовы в усадьбе не осталось. И, похоже, никого, кто хотел и мог за нее вступиться.
Довольно большая толпа под присмотром людей Болтуна и Гундё выполняла функции зрителей. У многих женщин были заплаканные лица. Не исключено, что сегодня они стали вдовами. Мне было их искренне жаль, хотя я понимал: путь воина — путь смерти. И те, кто выходят замуж за военных, не могут этого не понимать.
Торд Болтун обнажил меч. Это был трофейный меч — час назад у Болтуна его не было. И это был точно не его трофей, потому что в минувшей битве от его руки погибли только те, кто уже был не в состоянии сопротивляться.
Почему-то присвоенный меч разозлил меня чуть ли не больше, чем его намерение убить женщину.