— А если йотун придет как раз сегодня? — воскликнул Хегин.
— Дай ему овцу! — отрезала Рунгерд. — Всё! Прочь с глаз моих, или вам придется самим ублажать это отродье великанов!
— Это в каком смысле? — поинтересовался я.
— В том самом! — усмехнулась Рунгерд. — Разве тебе Полбочки не сказал, что это может быть троллиха?
— Так что, ты тоже так считаешь? — озаботился я.
Если у этого вида такие самочки, то каковы же самцы? С мамонта ростом?
— Я ничего не считаю, — Рунгерд мило улыбнулась. — Но Хегину виднее. Верно, Хегин?
— Мне такие шутки не смешны! — насупился Полбочки.
— Зато всем остальным будет очень забавно, когда в озере забултыхаются прожорливые волосатые бочоночки.
Я хрюкнул, представив это волнующее зрелище, а Полбочки зашипел злобно и, не прощаясь, выскочил из дому. Я услышал, как он командует своим, чтоб запрягали сани.
— С ним поедешь? — спросила Рунгерд.
— Лучше — с тобой, — я сделал попытку обнять очаровательную вдовушку, но она отстранилась.
— Езжай-ка и ты домой. Там тебя твоя рабыня ждет — не дождется.
Я обиделся. Но ненадолго, потому что во дворе на меня налетела Гудрун:
— Ульф! Ненаглядный! А что ты мне привез?
Сказать по правде, ничего я не привез. Но обманывать ожидания нехорошо, поэтому я стянул с руки толстый золотой браслет с какими-то сцепившимися тварями, в глаза которых были вставлены красные камни с горошину величиной, и надел на ручку Гудрун. Благо браслет безразмерный: разогнул, согнул. Тем более, раньше его тоже носила женщина: вдова ярла Лодина. Браслет был моей долей добычи (я сам его выбрал — люблю компактные ценности) и по моим прикидкам «тянул» марок на пятнадцать серебром. Но для любимой — не жалко.
— Ах какой красивый! — воскликнула девушка, осыпая меня сладкими поцелуями. — Это твой свадебный дар, да?
Ничего себе! Похоже, я здорово недооценил игрушку! Ну да оно и к лучшему.
— Мама! Мама! Ульф Вогенсон преподнес мне свадебный дар! — звонко закричала Гудрун и помчалась к матери: хвастаться.
Я не стал ждать результатов общения моих женщин. Встал на лыжи и побежал домой.
Свадебный дар. Вот, значит, как это бывает. Я отдал, Гудрун приняла. Теперь только родители могут «опротестовать сделку». Но чует мое сердце: Рунгерд мою кандидатуру не забанит. И я теперь — счастливый жених самой красивой (кто сомневается — сразу в глаз) девушки Сёлунда. Эх! Не так я представлял себе мое сватовство. Что-нибудь торжественное, красивые слова… Да только невестушка моя повернута на материальных ценностях. И золото ей важнее красивых слов… А ведь еще папа мой говорил: женщина любит ушами. Выходит, ошибался батюшка… Или в наше время было по-другому?
А вот хренушки — по-другому! Помните анекдот: «В этом году, как в прошлом и позапрошлом, на конкурсе технических возбудителей для женщин снова с большим отрывом победил «шестисотый мерседес»».
Так что нечего на девочку бочку катить. Мой браслетик по здешнему курсу на «мерс» вполне потянет. Так чем же я недоволен? Тем, что бедняга Эйвинд окончательно забыт, а моя любимая — теперь только моя? Или это от того, что Рунгерд теперь — не моя? Так тут мой собственный выбор. Или я настолько циничен, что хочу сохранить и ту и другую? Нет? Тогда в чем проблема? Получил, что хотел, так радуйся!
Но я почему-то загрустил. И энергичней заработал ногами.
Красиво здесь всё-таки… Заснеженный лес, ослепительно-белые поля, чудесный вид на замерзший фьорд…
А дома меня ждали. Пока я заезжал в усадьбу Рунгерд, ее сынок вместе со стариной Стюрмиром двинулись прямо ко мне. Они очень удивились, не обнаружив хозяина, но не расстроились и не забеспокоились. Не расстроились, потому что немедленно принялись за уничтожение моего пива, а не забеспокоились, потому что разумно предположили, что с таким удачливым хускарлом, как я, ничего случиться не может.
Так что гости мои не скучали и скучать не собирались.
Когда я прибыл, они как раз бросали кости: кому первому укладывать Бетти на спинку.
Я их остро разочаровал, заявив, что моя рабыня не входит в пакет «всё включено».
Стюрмир немедленно оповестил мир, что он думает по поводу моей жадности, и вернулся к пиву, а Медвежонок отвел меня в сторонку и потребовал немедленного ответа: когда я наконец сделаю предложение его сестре?
— Давай не откладывай! Надо сыграть свадьбу до вика. А то убьют тебя — и даже сына не останется!
Подбодрил, ничего не скажешь.
— Да я не против… — промямлил я без особого энтузиазма.
Свартхёвди удивленно воззрился на меня. Он полагал, что я «чисто конкретно» влюблен в его сестричку.
— Эй! Побратим! Есть кто-то, о ком я не знаю? Ну-ка выкладывай!
И что мне сказать? Что его сестричка слишком меркантильна? Ну так это по его понятиям — достоинство, и немалое.
Или рассказать о моем романе с его матушкой? Держи карман шире!
— Так это… — проблеял я. — Свадебный дар…
Медвежонок решительно махнул рукой, отметая финансовые проблемы.
— Пусть будет так. Когда отец Эйвинда потребует обратно свадебный дар, ты его вернешь из собственных средств. А пока будем считать, что это и есть твой дар! — решительно заявил он.
— Не уверен, что твоя сестричка согласилась бы с таким раскладом, — заметил я, решив до времени помалкивать о том, что дар этот, собственно, уже вручен.
— Кого волнует ее согласие! — проворчал Свартхёвди. — Я — старший в семье!
С этим тезисом можно было бы поспорить, но я не стал.
— Ее согласие волнует меня!
— Братец! — Медвежонок облапил меня и обдал мощным пивным выхлопом. — Моя сестренка только о тебе и мечтает, с тех пор как тебя увидела!
— А как же Эйвинд?
Свартхёвди смутился, но — ненадолго.
— Ей лестно было бы выйти замуж за ярла и сына конунга! Вдобавок он был таким красавчиком, а ты — сущий урод. Но… — Медвежонок ухмыльнулся во всю пасть. — Любовь зла. И козлы этим пользуются.
Это была моя поговорка. Вернее, базовый вариант насчет «полюбишь и козла» принадлежал варягам. Причем в позитивном смысле: козел здесь — символ сексуальной мощи. Третий после жеребца и быка. Но мой вариант норманам тоже понравился.
— Хватит! — буркнул я. — Гудрун мне по нраву, но кто знает: буду ли я жив послезавтра.
— Это еще почему?
Я не стал скрывать: поведал про тролля. Или, как вариант, троллиху.
Честно говоря, я ожидал, что Медвежонок воспрянет и пожелает присоединиться к нам.
Не-а. Не воспрял. Отпустил пару грязных шуток насчет межвидового совокупления, а потом, уже серьезно, сообщил мне, что я — дурень.