Глупо надеясь.
Но надеясь.
План Андрея был мне ясен. Медведи обязаны вмешаться. Это нападение совершено чужаками на их территории! И мой альфа не зря тревожно выл, призывая помощь. Вот только сочтут ли хранители нужным прийти на помощь своевременно? Или намеренно чуть опоздают? Ведь допустили же они присутствие чужаков на своих землях! Мне были не известны цели хранителей в этой игре, оттого и доверять им не могла. И ждать помощи тоже.
А за Андрея очень боялась…
До онемения рук, до разрывающей душу боли. Невыносимо боялась.
«Все, что угодно, кроме… этого!» — мысленно молила я, взывая к удаче.
Чуду!
Ничто иное помочь не смогло бы.
Из последних сил, измотанная сумасшедшим бегом, напуганная яростью преследователей, ощущая себя жалкой безвольной добычей, бурая волчица вбежала в эту пещеру. Вбежала не сама, лишь подчинилась неумолимой воле сильнейшего. Белый волк и вовсе остановился снаружи. Инстинкты понукали и бурую выскочить из ограничивающего маневренность пространства, но порыв сдерживала направленная воля ее альфы. Сдерживала и одновременно пугала юную и неопытную самку. Настолько, что впервые бурая, терзаемая страхом, сама отступила, освобождая сознание человеку.
Краткая вспышка, сопровождавшая смену ипостаси, совпала с нападением преследователей. Но намеревавшийся защищать свою пару волк успел предупреждающе зарычать, предупреждая уже девушку: не выходи!
Вновь и вновь умирая в душе от страха, бессознательно впиваясь пальцами в щербатые неровности скалы и с трудом сдерживая панический вой, я пряталась в относительной темноте пещеры. От предательской паники удерживало одно: отвлеку Андрея и тогда — все.
Слезы текли горячими ручейками, грудь содрогалась от беззвучных, сотрясающих все тело рыданий, душа разрывалась от муки и отчаяния.
«Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста…»
Рухнула на влажный, местами каменистый грунт. Отчаянно хотелось заткнуть пальцами уши, закрыть глаза и перестать дышать. Чтобы не слышать, не видеть, не знать… Но не могла. Пока я слышу бой, я понимаю, что он жив. Что еще есть надежда.
Яростные взвизгивания, специфичное рычание росомахи, запах смерти…
«Это невозможно! Я не вынесу. Сердце не выдержит. Силы, защитите его!.. Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста!»
Миг тишины, едва не разорвавший мне сердце, и вновь — глухие удары, утробный взбешенный волчий рык и звук разрываемой когтями плоти.
«Защитите, защитите, защитите его…»
Сидела, едва дыша, со страхом вслушиваясь в происходящее снаружи, но отчаянно боясь тишины. Запах крови усиливался, смерть витала рядом (я отчетливо ощущала ее густой и приторный запах), шум схватки то усиливался, то немного стихал. И я не знала, чего бояться больше.
«Кровь белого…» — казалось, кровь в моих жилах остановилась, когда я почуяла ее. — «Много…»
Я даже не заметила, как оказалась на ногах, движимая одним желанием — помочь! И тут же замерла, подавляя эмоциональный порыв. Выскочу — обязательно отвлеку внимание волка на себя. А он и так противостоит множеству соперников, и миг утраты концентрации станет роковым.
Следующий шаг в направлении выхода я не сделала. Но какой ценой! Ежесекундно казалось, что я малодушно предаю его, жертвую им ради спасения собственной жизни.
«Мне не нужна жизнь, если за нее Андрей заплатит своей!» — четко осознала истину.
Но и не оценить этих его отчаянных усилий я не могла.
Не имела права! Срок, на который древний договор объединил нас в пару, не истек. Добровольский сейчас был воплощением защитника, мужа. Рисковал всем ради меня. Слезы текли, не переставая. Отчаянно кусая сжатую в кулак ладонь, старалась сдержать желание закричать.
Страх был всепоглощающим. Душевная боль невыносимой.
Чье-то явно мертвое тело упало на землю у входа в пещеру, едва не залетев внутрь. На секунду сердце замерло, пропустив удар. Но потом я осознала: это рысь! И ощутила невыразимое облегчение и ликование — одним врагом меньше!
Сейчас во мне проснулся хищник. Я жаждала убивать сама, хотела помочь, продолжая отчаянно и безнадежно надеяться на чудо. Но и понимала, что только наврежу. Поэтому «твердой рукой» человеческой воли сдерживала судорожные порывы бурой метнуться к своему альфе.
Волчица внутри то яростно билась, требуя отпустить ее к волку, то испуганно таилась, стараясь не напоминать о себе.
Прошло не меньше часа, для меня — целая жизнь! Жуткая, невыносимая и безнадежная. Глупо считать, что мне в эти минуты было сложнее, чем Андрею, но ждать в жалком бессилии — невыносимо трудно!
Тишина снаружи наступила внезапно. Только что слух резанул взбешенный визг раненой росомахи, как вдруг все исчезло. Звуки борьбы, шум драки… Какое-то время просидела в оцепенении, по инерции ожидая, что вот, сейчас, опять начнется. Но время шло, а до меня доносился только шум леса.
«Андрей! О нет…» — внезапно поняла, что белого я тоже не слышу. И, уже не думая ни о чем, выскочила наружу.
Руки тряслись, ноги подкашивались, голова кружилась. Очень страшно было увидеть белого волка мертвым. Тогда… Не знаю, что бы я тогда сделала, но точно что-то ужасное!
Остальных зверей я даже не замечала, переступая через лужи уже впитавшейся в землю крови, оторванные куски тел, клочья шерсти. Взгляд, судорожно блуждая по поляне, выискивал светлошерстого зверя. И нашел…
Вот только мех его стал розовым, пропитавшись кровью, а тело неподвижно замерло в странной и противоестественно изломанной позе, наполовину придавленное мертвой росомахой.
Метнувшись к нему, одним толчком скинула труп поверженного врага и рухнула на колени рядом со своим альфой. Бурая внутри завыла с невыносимой тоской и болью. В этом вое воплотилась вся наша совместная боль, отчаяние утраты. Мой Андрей, ее белый…
— Андрюшенька… — я рыдала, уже не сдерживаясь, не думая о том, что кто-то услышит, что, возможно, кто-то из врагов жив. Это перестало быть важным.
Слабый хрип стал мне ответом.
Вздрогнув, пригнулась к самой земле, припадая вплотную к телу любимого.
Дышит!
Пусть слабо, редко, но дышит. Он жив! Пока…
Мгновенно собравшись, обхватила тело зверя, стараясь осторожно перевернуть, чтобы оценить повреждения. Регенерация не всегда может помочь. Все зависит от ран.
Но стоило мне устроить волка на боку, ужасаясь разорванному брюху, вырванным кускам его плоти и торчащим костям, и положить его голову на свои колени, как… Тело зверя окутало свечение. И вот уже с искаженным дикой болью лицом передо мной лежит Андрей.
— Я смог… — это даже не стон. Я, скорее, догадалась о смысле, чем расслышала. Каждый звук давался с трудом, обрываясь жутким булькающим хрипом. — Лучше так… хочу проститься…