Джорджиана пожала плечами:
– Ну, это к делу не относится.
Она склонилась над вышивкой. По своему обыкновению, утро они проводили в малой гостиной. Белла подавила зевок.
– Великий боже! Похоже, и я заразилась твоей болезнью.
Джорджиана вопросительно вздернула бровь.
– Теперь я тоже считаю приемы утомительными, – пояснила Белла. – Никогда бы не подумала, что музыкальный вечер может оказаться таким изнуряющим.
– А мне кажется, это зависит от музыки, – с улыбкой заметила Джорджиана. – Кроме того, ты, похоже, большую часть времени дремала.
Белла беззаботно махнула рукой:
– О, это теперь очень модно. Все лучшие люди так поступают.
Давясь смехом, Джорджиана отложила рукоделие в сторону.
– Если говорить серьезно, как ты считаешь, отдаст ли мне Чарльз картины моего отца?
– Не нужно радоваться раньше времени. Это могут оказаться совсем другие картины.
Негромкий стук в дверь возвестил о прибытии Джонсона.
– Вам записка, мисс. Внизу гонец ожидает вашего ответа.
Джорджиана взяла с подноса дворецкого простой листок бумаги, запечатанный кусочком воска.
Кивком отпустив дворецкого, Белла повернулась к подруге и заметила, что та нервно вертит послание в руках.
– Ну? Открывай же!
Джорджиана со вздохом сломала печать и развернула один лист.
– Это от Чарльза, – сообщила она. Мгновение спустя ее лицо просветлело. – Он нашел их! О, Белла! Это все же были те самые полотна!
Видя искреннюю радость подруги, Белла и сама с облегчением усмехнулась.
– Как хорошо! Он их тебе пришлет?
Джорджиана внимательно читала записку. Между бровями у нее залегла складка, затем брови удивленно поползли вверх.
– Да и нет. Он их в действительности еще не получил. Говорит, что отдал Прингейтам распоряжение доставить их на почтовый постоялый двор «Олень и гончие», расположенный недалеко от Лондона, если ехать по дороге, ведущей в Кэндлвик. Помню, я и сама там останавливалась по пути сюда.
Белла рассеянно кивнула:
– Да, но почему? Почему бы просто не привезти картины в Лондон?
Джорджиана, поглощенная чтением неразборчивых каракулей Чарльза, лишь плечами пожала.
– Чарльз пишет, что встретится с Прингейтом нынче после полудня, чтобы забрать полотна, и спрашивает, не хочу ли и я поехать с ним. О, Белла! Ты только подумай! К вечеру картины будут у меня.
– М-м-м.
Белла хмуро смотрела на подругу. Бесполезно напоминать ей, что Чарльзу нельзя верить. Она прочла в ее лице решимость во что бы то ни стало ехать за картинами. Терзаемая предчувствием дурного, Белла все же уступила.
Пока Джорджиана строчила восторженный ответ кузену, Белла сидела, нервно покусывая губы. Когда записка была передана гонцу, она оживилась настолько, чтобы с улыбкой выслушивать путаные рассуждения Джорджианы. Для Беллы все было предельно ясно. Чтобы уберечь Джорджиану от махинаций Чарльза, нужно поступить так же, как она поступала всегда, когда он был замешан. Нужно рассказать Доминику.
Когда Чарльз заехал за Джорджианой в три часа пополудни, Белла к нему не вышла. Этот человек значился первым номером в списке ненавистных ей людей. Она уже отправила тайком записку своему брату с просьбой о помощи. Глядя, как маленький фаэтон Чарльза увозит Джорджиану прочь, Белла изо всех сил старалась побороть гложущее ее чувство беспокойства.
С нетерпением она ожидала визита брата.
С комфортом устроившись в кожаном кресле, лорд Доминик Риджли, виконт Элтон, космополит и непревзойденный политик, с головой погрузился в размышления о прекрасных созданиях природы. Точнее, думал он об одной златокудрой девушке с глазами орехового цвета. Тишина в читальном зале клуба «Уайтс» время от времени нарушалась лишь всхрапыванием, сопением или перелистыванием страниц. Больше ничто не мешало ему мечтать. Виконт держал раскрытую газету перед самым носом, но не замечал даже крупных заголовков, не говоря уже о содержании статей. Этим утром в его голове безраздельно царила Джорджиана Хартли.
Доминик не видел ее уже более двадцати четырех часов, но это обстоятельство едва ли могло служить удовлетворительным объяснением его нынешнего занятия. Из-за политического ужина он не попал на музыкальный вечер к леди Оверингтон. Поэтому приходилось довольствоваться воспоминаниями о бале-маскараде. На губах Доминика медленно расцвела усмешка, когда он вспомнил ответ своего ангела на одну из его вопиюще дерзких острот. Нужно обязательно дать ей понять, что на самом деле он ее сразу узнал. Это обстоятельство никак не давало ему покоя. С его стороны было стратегической ошибкой позволять Джорджиане верить, что он ухаживает за некой незнакомой ему девушкой. Ошибкой, которую он, с его-то большим опытом, никогда не должен был совершать. Что ж, он исправит эту оплошность при их следующей встрече, то есть сегодня на торжестве у Певенси. Доминик развеселился, представляя возможную реакцию Джорджианы. Выражение ее лица, когда она наконец все поймет, и ее искреннее смущение, отражающееся в ее прекрасных глазах, доставят ему несказанное удовольствие.
На губах Доминика появилась предвкушающая улыбка, при виде которой вошедший в комнату лорд Эллсмер со значением откашлялся.
От этого звука, раздавшегося прямо у него над ухом, Доминик подпрыгнул на месте и удивленно посмотрел на друга.
– Что, старина, приятные размышления? – с усмешкой поинтересовался Джулиан Эллсмер.
Доминик с трудом выбрался из глубин кресла.
– Черт тебя подери, Джулиан! Я просто…
– Ш-ш-ш-ш! – послышалось со всех сторон.
– Идем в курительную комнату, – прошептал лорд Эллсмер. – У меня есть новости, которые, как мне кажется, могут тебя заинтересовать.
Они вместе учились сначала в Итоне, затем в Оксфорде и вместе же пережили множество приключений и забав, свойственных молодым аристократам. И по сей день они оставались близкими друзьями. Именно по этой причине, отыскав укромный уголок в курительной комнате, лорд Эллсмер заявил:
– Не знаю, насколько велик твой интерес к protégée твоей сестры, но я только что видел, как ее увозит из города какой-то сомнительного вида светловолосый тип с кислой миной на лице.
Черты лица Доминика Риджли тут же заострились. Такой ответ красноречивее всяких слов показал лорду Эллсмеру, сколь глубок интерес его друга к Джорджиане Хартли.
– Когда?
– Около двадцати минут назад. Они поехали по Северной дороге.
Доминик прищурился:
– Светловолосый, говоришь?
Джулиан Эллсмер согласно кивнул, и Доминик продолжил:
– Среднего роста и телосложения? С бледной кожей?