Флорентина была переизбрана в Конгресс, но её преимущество сократилось до 9031 голоса.
* * *
Вернувшись в январе 1981 года в Конгресс, Флорентина была так занята изучением поправок к бюджету Рейгана и его оборонной программе, что Джанет пришлось показать ей заметку в «Чикаго Сан-Таймс», способную повлиять на её судьбу: «Сенатор от Иллинойса Николс объявил этим утром о том, что не будет переизбираться в Сенат в 1982 году».
Флорентина осмысливала эту информацию, когда позвонил редактор «Чикаго Сан-Таймс» и спросил, будет ли она выставлять свою кандидатуру в избирательной кампании в Сенат в 1981 году. Флорентина посчитала, что прессе вполне уместно интересоваться этим вопросом после того, как она три с половиной срока пробыла в Палате представителей.
— А, по-моему, совсем недавно ваша газета предлагала мне уйти в отставку, — отшутилась она.
— Знаете, в Англии был премьер-министр, который говаривал, что неделя в политике — очень большой срок. Итак, Флорентина, какова ваша позиция?
— Я ещё не думала над этим, — сказала она, смеясь.
— Значит, вы не слышали…
— Не слышала о чём?
— Этим утром на пресс-конференции в муниципалитете прокурор штата объявил, что выдвигает свою кандидатуру.
* * *
На первых полосах всех вечерних газет крупным шрифтом был набран заголовок: «Ральф Брукс выдвинул свою кандидатуру в Сенат». Многие журналисты отмечали, что конгрессвумен Каин ещё не приняла решения.
Флорентина понимала, что, если она на этот раз победит Брукса, с ним будет покончено навсегда. У неё не было никаких сомнений в том, что амбиции Брукса простирались гораздо дальше кресла сенатора. По совету Джанет Флорентина принимала теперь приглашения на все значительные мероприятия в штате, отклоняя почти все за его пределами.
У Ральфа Брукса было преимущество: ему не надо было четыре дня в неделю появляться в Конгрессе, а его профессиональная репутация не зависела от рейтинга. Флорентина знала, что победа над Бруксом будет более трудным делом, чем победа на выборах в Сенат, поскольку выборы в середине президентского срока всегда оборачивались поражением партии, контролирующей Белый дом.
* * *
Каждый раз, приезжая в Чикаго, Флорентина уходила от ответов на вопрос о том, будет ли она выставлять свою кандидатуру на выборах в Сенат, хотя именно он привлекал всеобщее внимание. Эдвард заметил, что это, может быть, её последняя возможность баллотироваться в Сенат в ближайшие двадцать лет, поскольку Ральфу Бруксу всего сорок четыре, и если он займёт кресло сенатора, победить его будет практически невозможно.
— Конечно, — ответила Флорентина, — с его-то харизмой! И потом, кому захочется ждать двадцать лет?
— Гарольду Стассену, [18] — ответил Эдвард.
— И все знают, как хорошо у него это получается, — засмеялась Флорентина. — Ладно, я постараюсь как можно быстрее принять то или иное решение.
* * *
Вскоре Флорентина объявила о намерении выставить свою кандидатуру на выборах в Сенат.
Эдвард прилетел из Нью-Йорка, чтобы возглавить её избирательную кампанию, а Джанет ежедневно консультировала её по телефону. Деньги поступали отовсюду: забота Флорентины о своих избирателях начинала давать отдачу. За двенадцать недель до праймериз опросы постоянно показывали её преимущество над Бруксом как 58% против 42%.
Ральф Брукс утверждал, что Флорентина Каин не добилась никаких результатов, работая в Конгрессе. Некоторые из его атак достигали цели, а сам он демонстрировал невероятную энергию. Несмотря на это, значительного успеха он не добился, и опросы показывали 55% против 45% в пользу Флорентины. До неё дошли слухи о том, что в лагере Ральфа Брукса царит уныние, а пожертвования на его избирательную кампанию сокращаются.
Флорентина без устали ездила по всему штату, выступала перед рабочими, встречалась с фермерами, с представителями банков и редакторами газет, и только в гостеприимном «Бароне» могла отдохнуть. Она завтракала на скорую руку и ужинала чем придётся, а вечером — перед тем, как рухнуть в постель, — заносила в записную книжку все цифры и факты, которые узнала за прошедший день, и засыпала, стараясь удержать в памяти бесчисленные имена людей, смертельно оскорбившихся бы, если б она забыла о том, как они помогли ей в избирательной кампании. Живущий между Нью-Йорком и Чикаго Ричард был измотан не меньше Флорентины. Но он не жаловался и не беспокоил жену проблемами, стоявшими перед банком или группой «Барон».
Каждое утро Флорентина просыпалась, исполненная ещё большей решимости завоевать место в Сенате. Она жалела только об одном — что не может больше времени уделять Уильяму и Аннабель. Уильям пытался теперь завоевать звание лучшего студента, а Аннабель каждый раз приезжала домой на каникулы с новым молодым человеком.
Из прошлого опыта Флорентина знала, что во время избирательной кампании можно ожидать чего угодно.
За последний год Чикаго потрясли несколько убийств, совершённых маньяком, которого местная пресса окрестила Чикагским Головорезом. Перерезав жертве горло, он выреза́л сердечко у неё на лбу, давая понять полиции, что это опять — дело его рук. На встречах с общественностью и Флорентине, и Ральфу Бруксу задавались вопросы о том, что они намерены делать в области охраны закона и порядка. По вечерам улицы Чикаго пустели, поскольку все боялись убийцы, которого полиция никак не могла поймать. К облегчению Флорентины, он был схвачен в кампусе Северо-Западного университета, после того как вознамерился напасть на студентку.
На следующий день Флорентина высоко оценила действия чикагской полиции, написав личное послание полицейскому, задержавшему преступника. Она предполагала, что на этом в деле поставлена точка, — до тех пор, пока не прочитала утренние газеты. Ральф Брукс заявил, что лично возьмётся за расследование дела Чикагского Головореза, даже если это будет стоить ему места в Сенате. Это был прекрасный ход. В газетах по всей стране была напечатана фотография красавца прокурора рядом со злобным убийцей.
Процесс начался за пять недель до праймериз, и Ральф Брукс ежедневно появлялся на первых полосах газет и требовал для убийцы номер один смертной казни, чтобы жители Чикаго могли снова спокойно ходить по вечерним улицам. Флорентина делала одно заявление для прессы за другим, говорила об энергетическом кризисе, о снижении шума от самолётов и даже о концентрации советских войск на границе с Польшей после введения там военного положения, но не могла сместить прокурора с первых полос. На встрече с редколлегией «Чикаго Трибьюн» она вежливо указала редактору на это обстоятельство. Он извинился, но отметил, что Ральф Брукс поднимает тираж. Флорентина понимала, что у неё нет эффективных способов противостоять оппоненту.