К четырнадцати годам Дэниэл превратился в одного из лучших курсантов, стал гордостью Военной Академии и своего отца. Из пухленького тихого малыша он трансформировался в хитрое, лизоблюдское, жесткое, развращенное юное животное. Все, что в нем было хорошего от рождения, казарменная мясорубка перемолола и извратила; все, что было плохого — усугубила и развила до крайней степени. Дэниэл выучился стрелять на поражение, танцевать кадриль и, главное, перестал вздрагивать, когда Императора сравнивали с Богом, а Бога — со старшим офицером-воспитателем. Заодно Дэниэл обзавелся и другими полезными в жизни навыками: бессовестно глумиться над теми, кто был младше его или слабее и вытягиваться в струнку перед теми, кто был сильней или старше его по званию. Там же, в Военной Академии, он обнаружил в себе деловые задатки и сделал первые неплохие деньги, приторговывая порнографическими журнальчиками и травкой.
До поры до времени Дэниэл был вполне доволен жизнью. Он обзавелся крепкими мускулами, бесценными познаниями по военной топографии и рекогносцировке, мог за тридцать секунд собрать и разобрать лучевую винтовку, и у него всегда в изобилии водились карманные деньги. О том, что с ним будет дальше, Дэниэл не думал. Тем летом — особенно. Большую его часть он провел в летнем лагере, проходя интенсивный курс физической и военной подготовки и прочих милитаристских дисциплин. Единственными развлечениями было вечерком выбраться с приятелями, поболтаться по окрестностям, выпить, подраться и завести знакомство с молоденькими и легковерными особами женского пола, падкими на военную выправку и форму.
В конце лета Дэниэл приехал домой, чтобы провести оставшееся от каникул время с семьей и заодно пройти курс лечения от кое-какой нехорошей болезни, которую подхватил от одной из своих подружек. Скучал он смертельно. Отец все время пил, Кит все время работал, Виктория все время проводила, посещая вечеринки и разные другие мероприятия. Заняться Дэниэлу было нечем. Он днями напролет смотрел мыльные оперы по Три-Ви-боксу, ел шоколад плитками, изводил прислугу и, чтобы не потерять форму от этих бессмысленных занятий, беспрестанно отжимался.
В один из тех разморенных, плавящихся от жары вечеров, Дэниэл столкнулся со старшей сестрой. Виктория вернулась с распродажи. Возможно, она удачно распродала себя. В руках у нее были свертки и пакеты, на пальчиках сияли бриллианты, а стройное тело обволакивала длинная, до пят, облачно-белая шуба.
— Что поделываешь, жирный поросенок.
От ее приторного голоса у Дэниэла зазвенело в ухе. Сестре едва минуло восемнадцать, но она уже успела изничтожить стольких самцов, что можно было составить длинный список, вернее, мартиролог ее жертв. Притом, жертвами ее становились вовсе не какие-то зеленые сопляки, а взрослые, солидные, преуспевающие, серьезные мужчины. Виктория превращала наследников старинных фамилий, владельцев многомиллиардных состояний и высоких государственных сановников в слюнявых мальчонок у себя на побегушках, обчищала их кошельки и бросала. Несчастные кавалеры рыдали, заламывали руки, оставляли жен и детей, губили блестящие карьеры, опускались и гибли. Виктория только пожимала плечами. Подумаешь, мелкие мужские насекомые.
Кит радовался, как ребенок в конфетной лавке, пинками выпроваживая из дома очередного безутешного поклонника младшей сестренки. Отец бранился.
— Что эти недоумки вечно под окнами околачиваются и орут, как мартовские коты перед соитием?! Виктория!
Виктория притворялась напуганной, плакала, размазывая слезы кулачком по лицу, и просила папочку не сердиться на нее. Отец плевался, выпивал рюмочку, добрел, умилялся тому, какая у него хорошенькая дочка… да что там, настоящая красавица! И Виктория получала полное absolvo te [6] и деньги на карманные расходы.
— Я спросила: что ты делаешь, поросенок?
— Ничего.
— Как ты вырос, как возмужал, Дэнни, — пропела Виктория в миноре.
— А ты в курсе, что женщина, которая спит с мужчинами и берет за это деньги, называется проституткой?
Виктория засмеялась.
— Я тебе мазь от прыщей купила, недоумок. Мужчины! Ха! Разве это мужчины? Никчемные слизняки. Стоит пальцами щелкнуть, они уже на все готовы. Хуже всего, что они невыносимо скучны. Скучны, как обрезки их наманикюренных ногтей. Так что закрой рот и лучше не говори о том, чего не понимаешь. А где Кит? Не вернулся еще? Мы с бедным котеночком и глупой курицей хотели сегодня пойти поужинать.
По неведомым причинам старший брат не казался Виктории скучным, хотя Кит как раз был скучен до невозможности. Он был женат. Он с отличием закончил университет. Он уже вовсю работал во благо фамильного процветания. Он бегал трусцой по утрам и обливался ледяной водой. Его носки были аккуратно рассортированы не только по цвету, но и по дням недели. Каждое воскресенье они с Терезой исправно посещали церковные службы. Кит был до такой неимоверной степени положительным и добропорядочным молодым человеком с твердыми убеждениями и ясными глазами, что при встрече со старшим братом Дэниэлу всякий раз хотелось ущипнуть того за локоть — чтобы этот придурок уже проснулся, наконец.
— Утром этот придурок сказал, что будет к восьми вечера. Значит, уже скоро должен быть.
— А глупая курица?
— Собирается.
Виктория велела прислуге отнести покупки к себе в комнату, плюхнулась в кресло, забросила ногу на ногу, полюбовалась своими безупречными коленями в телесных шелковых чулках, выпила рюмку мятного ликера, выкурила сигарету, потом принялась хихикать.
— Собирается… вот же курица! Тереза с утра собирается. Это ведь просто ужин, даже не по особому поводу. Все платья наверняка перемерила. Говорила же я бедному котеночку, чтобы не женился на ней, я его предупреждала. А он, знай, твердил мне, что любит ее. Он! Глупую курицу! Любит! Вот умора!
— Что смешного, — спросил Дэниэл угрюмо.
— Ну, это как поскользнуться на банановой кожуре и сломать шею, — сказала умненькая Виктория, — или получить тортом в лицо и умереть от разрыва сердца. Глупость ужасная, но страшно смешно. Хотя… что ты понимаешь. Если тут кто-то и придурок, так это ты.
— А ты шлюха.
— Поросячий поросенок.
— Старая, потасканная шлюха!
— Свинячий поросенок…
Они могли продолжать в том же духе долго, ничуть не уставая, но с работы как раз вернулся старший брат и испортил им все удовольствие.
— Вы с ума посходили? Вас обоих на улице слышно. Где Тереза?
— Собирается, — сказал Дэниэл.
— Причем тут я? Я тут не причем. Поросенок начал первый, — надменно обронила Виктория.
Кита в данный момент мало интересовали проблемы свиноводства.
— Почему она только собирается? Я же ей велел быть готовой к тому времени, как я вернусь. Мы опоздаем.
Кит привычно брюзжал под нос, вполголоса, но Терри чудом расслышала его со второго этажа.