— Что за тварь… не удивлюсь, если ей приносили человеческие жертвы, — пробормотал Ричард.
— Возможно, и приносили, лорд Торнтон. Вот почему я прошу вас быть очень осторожным, когда вы прибудете на Дезерет, вести себя крайне осмотрительно и никому и ничему там не доверять, — проговорил Мерфи устало.
Старика начала мучить сильная одышка, и лица его глухонемых помощников отобразили легкий намек на нетерпение. Видимо, председателю совета директоров предстояли какие-то процедуры, позволяющие поддерживать исправное функционирование его предельно изношенного организма. Поняв, что пора убираться восвояси, Ричард встал и направился к выходу.
— Постойте-ка… а лорд Ланкастер в курсе? — спросил он, обернувшись в дверном проеме. — Да? Но Кит ничего не говорил мне.
Мерфи раздраженно клацнул фарфоровой челюстью. В гибких трубках, опутывающих его иссохшее тело, забулькали мутные жидкости.
— Я предвидел, что не скажет, и оттого мне пришлось повторять мой рассказ. Я опасаюсь, Кристофер отнесся к этой истории необычайно легкомысленно и не понимает, с чем мы имеем дело. А имеем дело мы с помешанными, оголтелыми, злобными и мстительными фанатиками. Переговорами проблему не решить. Политики здесь бессильны. Как и военные. Остановить фанатиков может лишь одно…
Ричард замахал руками.
— Нет, не подсказывайте, я сам. Остановить помешанных фанатиков может лишь другой, еще более помешанный фанатик? Я угадал?
— Вы гораздо умней, чем кажетесь, лорд Торнтон, — сухо сказал Мерфи.
— Спасибо.
— Ох. Это не комплимент. До свидания. Когда вернетесь, жду вас с подробным отчетом.
В итоге производство было сокращено на четверть, объявлено об увольнениях, а профсоюзный лидер, горячий сторонник Сэйнта, арестован и упрятан в одиночную тюремную камеру, где дожидался приговора по сфабрикованному делу о хищениях.
А лорд Торнтон отправился с неофициальным визитом в мятежную провинцию. Беседовал с рабочими, обедал с чиновниками, встречался с местными влиятельными политиками, побывал на передовой и зачитал солдатам торжественную эпистолу от Императора, благословляющую доблестных воинов на ратные подвиги. Он также попал под бомбежку, принял участие в тушении пожара на заводе и пережил несколько самых феерических часов в жизни, забаррикадировавшись в кабинете управляющего Огилви и отстреливаясь от повстанцев.
Поселился Ричард в одном из немногих уцелевших зданий в городе, отеле сети «Комфорт и Блаженство», деля свой неправдоподобно роскошный семикомнатный номер-люкс неизбежными и неистребимыми саттелитами всякой разрухи — тараканами и крысами. Вышколенный персонал отеля поминутно приносил сиятельному постояльцу извинения за неудобства, включая перебои с горячей и холодной водой, а также электричеством и связью. И все же, самым тяжким испытанием для Ричарда стала погода.
Дезерет входила в весьма ограниченное количество известных человеку миров, которые были сочтены пригодными для освоения и колонизации без затратного строительства биокуполов. На планете не моросили кислотные дожди и не плескались метановые океаны и реки. Активная вулканическая деятельность прекратилась десятки миллионов лет тому назад. Сила тяжести соответствовала земной, воздух был хоть и беден кислородом, но пригоден для дыхания, здесь имелось значительное количество как пресной, так и соленой воды, и некоторое количество земель, теоретически подходящих для культивации и возделывания сельскохозяйственных культур.
Однако слово «пригодный» вовсе не означало «комфортный». Так, на Дезерет существовало всего два времени года: лето и зима, причем каждый из сезонов длился всего семнадцать стандартных суток. Все местное лето белая тройная звезда Дезерет, находясь в зените, обрушивала на планету потоки света, раскаляя поверхность порой до шестидесяти градусов Цельсия. С закатом наступала зима, сопровождающаяся полярной ночью и полярными сияниями. Невзирая на относительную кратковременность, зима была самая настоящая, с обильными снегопадами и сильными заморозками.
За бесчисленные сотни миллионов лет местная скудная флора и не менее жалкая фауна сумели приспособиться к безостановочному круговороту обжигающей жары и студеного холода, но этого никак было сказать о колонистах, а также завезенных ими с Земли и ее колоний животных и растениях. Поэтому после первичного терраформирования приемлемые условия для существования людей поддерживались за счет метеоспутников и биологических орбитальных станций.
Система исправно работала столетиями… вплоть до сэйнтистского восстания. У повстанцев имелись дальнобойные ракетные установки, при помощи которых они регулярно сбивали имперские спутники-пеленгаторы, спутники ПВО или передающие спутники имперских каналов, но порой доставалось и метеоспутникам. Починка их обходилась дорого и занимала недели. Погода, само собой, портилась и выделывала адские коленца. Посреди и без того мимолетного местного лета шел снег, а в разгаре Семнадцатидневной Зимы на несчастных жителей Дезерет обрушивались ледяные дожди. Неполадки метеоспутников и капризы погоды унесли едва ли не больше жизней военных и гражданских, чем, собственно, вооруженный конфликт.
Но Ричард был молод, здоров, пьян, и снег в поистине адскую жару воспринял, как забавное приключение. Вместе с запасом адреналина на годы вперед Ричарду представилась возможность составить мнение о человеке, заварившем эту кашу — о Сэйнте. Что за человек сумел в одночасье превратить цветущий и мирный край в пепелище? В поисках ответа на этот вопрос Ричард побеседовал с множеством людей, знавших мятежного губернатора лично, а также просмотрел все немногие уцелевшие в архивах записи публичных выступлений Сэйнта. Смотреть, — как решил он, было далеко не столь утомительно, как читать.
Без сомнения, Сэйнт мог и умел производить чрезвычайно сильное впечатление. Ричард в полной мере ощутил почти магическое воздействие его речей, несмотря на то, что это были скверного качества записи почти двадцатилетней давности. Впрочем, именно таким образом бывший помощник пекаря сделал карьеру — после некоего Божественного озарения бросил работу в пекарне, и начал ходить по улицам и проповедовать, неся согражданам слово отца Аваддона.
Безумие? Конечно, но оно работало. Как? Неизвестно, но у Ричарда мороз бежал по хребту, когда он слушал, как Сэйнт, пылая величественным гневом, живописует кары, какими Бог покарает Город Городов, столицу Империи, Форт Сибирь, как рухнет и бесследно сгинет великая Империя, и говорил об этом столь ярко, будто видел грядущую катастрофу своими глазами.
Допустим. Только скольких безумных пророков и якобы богодуховенных визионеров знала история — не счесть. Все они закончили очень плохо и довольно быстро. Почему здесь ситуация приняла другой оборот? Непонятно. Люди, лично знавшие беглого губернатора, отзывались о нем сплошь в самых возвышенных выражениях. Бескорыстный аскет, защитник бедных и угнетенных, праведник, человек чистейшей и кристальнейшей души. Другие истории, что Ричард услышал о Сэйнте, вызывали еще меньше доверия. Будто, преисполняясь Святого Духа, Сэйнт исцелял наложением рук и пророчествовал; будто ему хватало мимолетного взгляда, чтобы проникнуть в самые сокровенные тайники человеческого сердца…