Общие силы союзников в Северной Европе на 1 июля должны составлять: 20 бронетанковых дивизий, 50 пехотных дивизий, 5 воздушно-десантных дивизий, бронетанковые и пехотные бригады, эквивалентные 8 дивизиям. На ранних этапах можно переформировать и перевооружить 10 немецких дивизий. [280] Переформирование более значительных немецких сил было бы куда более продолжительным по времени мероприятием, поскольку оно связано с широкомасштабным переоснащением из союзных источников.
Существующий на сегодня баланс сил в Центральной Европе, где русские располагают преимуществом приблизительно три к одному, делает победу союзников маловероятной. Хотя у союзников лучше обстоят дела с организацией и чуть лучше со снаряжением, русские в войне с немцами показали себя грозными противниками.
В русской армии сложилось способное и опытное Верховное главнокомандование. Это чрезвычайно стойкая армия, на содержание и передислокацию которой уходит меньше средств, чем в любой из западных армий, и она использует дерзкую тактику, в значительной степени основанную на пренебрежении к потерям при достижении поставленных целей. Система охраны и маскировки русских на всех уровнях отличается высоким уровнем. Оснащение на протяжении войны стремительно улучшалось, и оно определенно не хуже, чем у других великих держав. Продемонстрированная русскими способность к улучшению существующих видов вооружения и снаряжения и развертыванию их массового производства чрезвычайно впечатляет. Известны примеры того, как немцы копировали основные характеристики образцов русского оружия. За время войны отмечено заметное продвижение русских в области радиосвязи и технических средств форсирования рек, ремонта бронетехники и восстановления железнодорожных путей. На высоком уровне находится подготовка инженерных кадров.
Основные силы Красной Армии сосредоточены в Центральной Европе. Русские могут оккупировать Норвегию до Тронхейма на юге и Грецию, но это обстоятельство не окажет существенного влияния на общую стратегическую ситуацию. В Европе русские могут также оккупировать Турцию и, используя свое нынешнее господствующее положение в Юго-Восточной Европе, способны блокировать Проливы, предотвратив любую возможную военно-морскую акцию союзников в Черном море. Само по себе это не создает дополнительной угрозы для нас, но Юго-Восточная Европа, включая Грецию, будет закрыта для нашего влияния и торговли.
Чрезвычайно опасная ситуация может возникнуть в Персии и Ираке. Представляется вполне вероятным наступление русских в этом регионе с целью захвата ценных нефтяных месторождений и по причине исключительной важности этого региона для нас. Трудно представить, как нам удастся отстоять названные территории.
Даже если все пойдет по плану, мы не достигнем окончательного с военной точки зрения результата. Военная мощь Роcсии останется несломленной, и русские всегда смогут возобновить конфликт в любой подходящий для себя момент.
Выводы
Мы должны быть готовы к длительной и дорогостоящей тотальной войне.
Численный перевес русских на суше делает крайне сомнительной возможность достижения военного успеха.
Дж. Грэнтхем,
Дж. С. Томпсон,
У. А. Аоусон [569]
Почему не напали? Думаю, уже ясно. Генералы-аналитики нас откровенно боятся. Но послушаем еще и историка А. Тейлора: англосаксы поняли, что «в случае вооруженного конфликта с русскими победа маловероятна, даже если использовать на своей стороне германские силы» [570].
Иными словами, Советская армия была сильнее английской, американской, польской и немецкой, вместе взятых!
А чтоб продемонстрировать новым врагам нашу мощь, мы провели сокрушительную Берлинскую операцию. Да, можно было избежать «лишних» жертв, взяв столицу рейха долгой осадой. Но тогда союзнички не прониклись бы нашей силой — и Третья мировая могла начаться тут же после Второй. «Немыслимое» могло реализоваться.
Подумайте об этом, когда в очередной раз услышите, мол, «Жуков завалил Берлин трупами».
Вообще, думать иногда полезно…
* * *
5 марта 1946 года Черчилль прочел речь в Вестминстерском колледже города Фултона, США; она известна как «Фултонская речь». Сэр Уинстон приехал как частное лицо: на недавних выборах его скинули с поста премьера.
Об СССР он сказал вот что:
«На картину мира, столь недавно озаренную победой союзников, пала тень. Никто не знает, что Советская Россия и ее международная коммунистическая организация намереваются сделать в ближайшем будущем и каковы пределы их экспансионистским и верообратительным тенденциям.
Я глубоко чту доблестный русский народ и моего товарища военного времени маршала Сталина. В Англии — я не сомневаюсь, что и здесь тоже, — питают глубокое сочувствие ко всем народам России и решимость преодолеть разногласия во имя установления прочной дружбы. [281] Мы понимаем, что России необходимо обеспечить безопасность своих западных границ от возможного возобновления германской агрессии. Мы рады видеть ее на своем законном месте среди ведущих мировых держав. Мы приветствуем ее флаг на морях. [282] Однако я считаю своим долгом изложить вам некоторые факты.
От Штеттина на Балтике до Триеста на Адриатике на континент опустился железный занавес. По ту сторону занавеса все столицы древних государств Центральной и Восточной Европы — Варшава, Берлин, Прага, Вена, Будапешт, Белград, Бухарест, София. Все эти знаменитые города оказались в пределах советской сферы, подчиняются все возрастающему контролю Москвы. Польское правительство, находящееся под господством русских, поощряется к огромным и несправедливым посягательствам на Германию, что ведет к изгнаниям миллионов немцев. Коммунистические партии, которые были весьма малочисленны во всех государствах Восточной Европы, достигли исключительной силы и всюду стремятся установить тоталитарный контроль. Почти все эти страны управляются полицейскими правительствами, и по сей день, за исключением Чехословакии, в них нет подлинной демократии.
Я не верю, что Россия хочет войны. Она хочет плодов войны и безграничного распространения своей мощи. [283] Мы должны подумать здесь сегодня о предотвращении войн навечно и создании условий для свободы и демократии во всех странах. Опасности не исчезнут, если мы закроем на них глаза. Нам нужно добиться урегулирования, и, чем больше времени оно займет, тем труднее оно пойдет и тем более грозными станут перед нами опасности. Из того, что я наблюдал в поведении наших русских друзей во время войны, я вынес убеждение, что они ничто не почитают так, как силу, и ни к чему не питают меньше уважения, чем к военной слабости. По этой причине старая доктрина равновесия сил теперь непригодна.