— Сами управились, — ответил Павлов. — А ты, дядя Вася, не горюй, может, еще с кем в доме встретимся.

Проверив квартиру за квартирой, они больше ничего не обнаружили. Только в подвале третьего подъезда укрылись жильцы, человек тридцать: старики, женщины, подростки, дети. Ну как уйдешь отсюда? Долго ли пьяному или одичалому от крови фашистскому головорезу ради забавы швырнуть сюда гранату?

Позже Павлов рассказывал, что именно тогда по-настоящему понял, что он не просто боец Красной Армии, а воин-освободитель, и что он вместе с бойцами не только изгнал гитлеровцев из дома, но и избавил от рабства десятки советских людей.

— Будем здесь держать оборону.

Павлов расставил бойцов по окнам, наметил каждому сектор наблюдения и вызвал Калинина. При лунном свете нацарапал на клочке бумаги: „Дом занят. Жду дальнейших указаний“.

— Отнеси в батальон… О раненых попроси женщин позаботиться.

Едва за Калининым захлопнулась дверь, как раздался возглас Александрова:

— Идут!

По площади к дому пробирались фашисты, десятка полтора.

— Огонь! — скомандовал Павлов.

Раздались автоматные очереди. Словно наткнувшись на невидимую преграду, упал сначала один гитлеровец, потом другой, третий… Послышался короткий выкрик на чужом языке, и цепь залегла — настолько близко к дому, что при лунном свете был отчетливо виден каждый солдат.

— Одиночными, беречь патроны! — приказал Павлов. Сержант знал, как иногда в горячке боя нерасчетливо расходуют боеприпасы.

После первых же одиночных выстрелов гитлеровцы поняли, что лежать — значит быть расстрелянными. И они еще раз бросились в атаку, но тут же отхлынули назад.

— Не пройдете, гады! — крикнул им вслед Павлов, посылая очередь за очередью. — Здесь стоят гвардейцы!

Рано утром отбили еще одну атаку.

— Давайте-ка оборудуемся, — предложил Павлов. — Война есть война, этак и убить могут.

Наблюдая поочередно за площадью, бойцы превратили несколько подвальных окон в амбразуры, заложив их наполовину кирпичом, книгами, отопительными батареями и всяким металлоломом. Надежда только на себя, на свой „гарнизон“. Отбиваться, сколько бы фашистов ни полезло. До последнего патрона, до последней гранаты.

…Между тем командир полка Елин спрашивал у командира батальона Жукова:

— Сколько человек ты послал туда?

— Четверых.

— А живы они?

— Наумов докладывает, что огонь ведут все четверо.

В эту минуту в подвал штаба батальона вошел боец. Без пилотки, в грязи. Его надорванная пола шинели волочилась по земле. Доложил:

— Я из Дома Павлова… Санинструктор Калинин.

Никто не обратил внимания, что четырехэтажное здание, называемое до этого Домом специалистов, в устах Калинина обрело новое имя» [505].

Затем в дом пробралась группа закрепления: 22 бойца во главе с лейтенантом И. Афанасьевым. Несмотря на постоянные штурмы и обстрелы, дом держался два месяца, погибли в нем только трое. Вот так выросло мастерство наших солдат к осени 1942-го!

А еще Чуйков посадил в развалины множество снайперов. Они выбили 27 тысяч оккупантов. [506]

Немцы жаловались:

«Красная Армия контратакует, опираясь на поддержку всего населения Сталинграда, проявляющего исключительное мужество. Население взялось за оружие. На поле битвы лежат рабочие в своей спецодежде, сжимая в окоченевших руках винтовку или пистолет. Мертвецы в рабочей одежде застыли, склонившись над рычагами разбитого танка. Ничего подобного мы никогда не видели» [507].

«Нам надо дойти до Волги. До нее меньше километра. Нас постоянно поддерживает авиация и артиллерия. Мы сражаемся как одержимые, а к реке пробиться не можем. Вся война за Францию продолжалась меньше, чем за один приволжский завод… И когда этому аду наступит конец?» [508]

Не лезьте к нам. Не лезьте!

Окружение

Благодаря Чуйкову немцы увязли, все внимание приковали к городу. И проворонили наш удар по окружению, операцию «Уран» [240] . Как я уже писал, готовили ее в строжайшем секрете.

19 ноября ударил Юго-Западный фронт (и частично Донской), 20-го навстречу им — Сталинградский, из района озер Цаца и Барманцак. Вряд ли место подсказано чувством юмора — думаю, все-таки оперативной обстановкой…

Места ударов выбрали грамотно: по румынам, которые почти тотчас стали драпать. Впрочем, одна их окруженная группировка сопротивлялась, а у нашей противостоящей ей дивизии не хватало сил для разгрома. Что делать?

Придумали фокус: имитировать подготовку танкового удара. Подогнали все автомобили, трактора и танки, «с наступлением темноты к переднему краю противника потянулись десятки парных светящихся точек, сопровождаемых гулом моторов. К линии фронта машины шли с зажженными фарами, а обратно с потушенными. А поскольку машин было все-таки маловато, то к каждой мы прицепляли по нескольку саней с фонарями. Движение вкруговую продолжалось до рассвета» [509].

И румыны сдались без боя… Их было 27 тысяч! А наших — 9.

Кто хочет сдаться, тот всегда найдет для этого повод.

Дальше зеркально повторилась ситуация лета 1941-го: мы захватили инициативу, а немцы растерялись. Начальник управления кадров 6-й армии В. Адам писал:

«Носились различные слухи. Никто не знал, что в них верно. Действительно ли противник отрезал путь по шоссе по правому берегу Дона к станции Чир? Какие меры приняло Главное командование сухопутных сил? Где находится XXXXVIII [241] танковый корпус? Части тыловых соединений при приближении танков с красной звездой бежали в дикой панике» [510].

Всего за три дня, к 23 ноября, 6-я армия (около 300 тысяч человек) [242] была полностью окружена в Сталинграде и его окрестностях. Мы начали расширять кольцо, отбрасывая внешние войска немцев на запад, а Паулюса вдавливая в город. Тут вышло досадно: немцы воспользовались нашей же системой укреплений, на которой мы защищали от них Сталинград совсем недавно!

На следующей карте сплошной линией показан фронт к 19 ноября, редким пунктиром — к 30 ноября, пунктиром частым — к 31 декабря.

Белые стрелы — наши удары по окружению. А стрела черная — это…