Стайка пасущихся травоядных ящеров со смешными полосатыми мордочками проводила людей настороженными взглядами. А шагов через двести из кустов с треском выбрался черный тяжеломордый зверь, отдаленно напоминающий хуруга, присел на толстые когтистые лапы, разинул пасть и свирепо заперхал. Один из воинов снял со спины лук, но не выстрелил.
Эйрис показала знаком: обойдем! И шепотом, Несмеху:
– Она не нападет! Просто сторожит яйца.
Прямо посреди тропы рос желтый пористый гриб размером с голову ребенка. Охотники аккуратно перешагнули через него.
– Не задень! – предупредила Эйрис.– Он выдыхает яд, лишающий сил.
Несмех с опаской посмотрел на растение.
В десяти шагах впереди тропа обрывалась. Судя по цвету растительности, синему с коричневым, там был овраг. Или ущелье.
Эйрис сделала знак шедшему впереди: остановись!
Девушка отстегнула клапан и понюхала воздух.
– Здесь,– сказала она.
И, к удивлению Несмеха, сопровождавшие их Охотники, кивнув поочередно девушке и конгаю, разомкнули кольцо. Построившись цепочкой, они развернулись и двинулись обратно.
Минута – и они исчезли, растворившись в буйстве красок Вечного Лона.
Охотники ушли. Несмех посмотрел на Эйрис. У девушки был вид ищущего след пса. Наконец она удовлетворенно щелкнула языком и застегнула клапан капюшона.
– Дальше мы пойдем одни! – Голос Эйрис приглушала шелковая ткань.
Несмех напряженно озирался вокруг. Ему чудились тысячи опасностей.
Но Эйрис уже нырнула под длиннющую, в моховой бороде ветку лесного исполина, и Несмеху осталось только последовать за ней.
Шли напрямик. Никакой тропы, никакого следа, по которому конгай мог бы угадать направление. Но Эйрис явно знала, куда идет. Они двигались быстро. Молодая поросль и кустарник исчезли совсем, а трава была невысока: ей приходилось пробиваться сквозь слой постоянно опадающей листвы. Кое-где ветви исполинских крон деревьев одного вида срастались, образуя живые арки. Никогда лучу солнца не удавалось достигнуть здешней земли. Разве что рухнет один из великанов, открыв изрядный кусок раскаленного неба. Ненадолго. Могучие жизненные силы Вечного Лона быстро закроют брешь.
Несмех перепрыгивал через ползучие лианы, уворачивался от свисающих сверху ростков-щупалец, на всякий случай старался держаться подальше от многочисленных грибов. Когда он прошел слишком близко от куста-ползуна, растение попыталось воткнуть ему в спину ядовитый шип. Но острие лишь скользнуло по плотной ткани куртки.
Иногда Несмеху казалось: он видит какие-то большие тела, бесшумно скользящие между черных стволов. Но, присмотревшись, юноша каждый раз убеждался: то лишь игра света или шевеление какого-нибудь растения.
Рассказывая о Лоне, его наставница сказала, что черное одеяние Охотника внушает почтение небольшим хищникам, а больших в джунглях не так уж много. Из тех, что охотятся днем.
– Вряд ли на тебя не будут нападать чаще, чем раза два в час! – уверила его девушка.
– Спасибо, мне довольно и этого! – отозвался конгай.
Но Эйрис была права: не животные, а растения представляли бо?льшую опасность.
«Если ты не пахнешь страхом, ни один зверь меньше тебя размером не решится напасть! Если боишься – десятка крыс довольно, чтобы взять твою жизнь!»
Несмех не боялся, но был весьма далек от того, чтобы ощущать себя уверенно. Да, он неплохо владел широким мечом Охотника и даже мог послать стрелу в голову бегущей крысы в надежде, что не промахнется больше, чем на ладонь. Но Пурпурный Стрелок бросает семена-стрелы с не меньшей точностью, а клюв бегающей на двух ногах ящерицы манк одним ударом раскалывает череп кугурра.
Трехцветная медовница опустилась на край огромного, лилово-желтого цветка. Летающее создание было так грациозно, что юноша невольно замер. Лазурное, как морская волна, горлышко летуньи пульсировало, пока алый язычок плясал, собирая нектар. Несмех не мог оторвать от нее глаз. А когда наконец, взбежав на изящных пальчиках, медовница оттолкнулась от края цветка и вспорхнула, Несмех обнаружил, что больше не видит Эйрис. Поначалу это не слишком обеспокоило юношу. Ускорив шаг, он направился туда, где в последний раз видел ее черный силуэт. Он шел очень быстро, но девушки не было. Когда же он решился позвать ее, то сообразил, что она, может быть, слишком далеко и не слышит.
Оставшись один, Несмех не испугался. Он был уверен: как только Эйрис заметит его отсутствие, она тотчас вернется. Поэтому лучше всего ему остаться на месте и ждать. Так Несмех и поступил. Прислонившись спиной к стволу толстого дерева, он огляделся. Ему в диковинку было даже просто стоять здесь, в джунглях. Обычно Охотники все время двигались. У них всегда была какая-то цель.
Как только юноша остановился, мелкая живность совершенно перестала обращать на него внимание. Нахальные крабы бегали по сапогам. Толстая оранжевая жаба плюхнулась сверху прямо на голову и, не удержавшись, свалилась вниз, на спину пробегавшей крысы. Та шарахнулась, а потом, мгновенно сориентировавшись, вцепилась в тощую оранжевую ногу нежданной жертвы. Жаба была вдвое больше, но полосатая хищница в полминуты прикончила ее и принялась пировать. Впрочем, не успела она проглотить и пары кусочков, как три ее сородича и два больших черных краба явились потребовать свою долю.
– Тилод!
В первый раз Несмех даже не обратил внимания на зов. Он уже позабыл имя, которое дала ему мать. Да и кто, кроме Эйрис, мог позвать его? А Эйрис позвала бы иначе. Но справа от него вновь отчетливо раздалось:
– Тилод!
Женский голос. Юноша огляделся. Потом обогнул дерево.
– Тилод!
Определенно женский голос. Нежный. Лукавый. Он доносился из зарослей высокой красной травы. Несмех смутно помнил – такие места считаются опасными. Не из-за самой травы, но из-за того, что могло в ней скрываться. Сейчас поверхность ее волновалась.
Угроза? Несмех колебался. И нежный женский голосок опять окликнул его:
– Тилод!
В Лоне так: если ты не знаешь – избегай! Несмех помнил это, но голос был так слаб и так нежен. И так похож на голос Эйрис, такой, каким он хотел бы…
«Вдруг она там, в траве?» – подумал юноша. Отчасти он осознавал, что пытается обмануть сам себя, но: «Вдруг она попала в беду, не может выйти, не может даже подняться…»
Несмех приблизился к краю травяного круга. Красные тонкие стебли поднимались до подбородка юноши.
«Я буду осторожен!» – попытался он успокоить себя. И, вынув из ножен меч, принялся прорубать путь.
Стебли были мягкими. Каждый взмах освобождал полукруг в три локтя шириной. Взмах – шаг, взмах – шаг. Несмех без труда пересек травяное пятно, оставив в нем широкий проход. И лишь в тот миг, когда меч подсек последние стебли, юноша увидел ее.