– Раб? – удивился Тилод.
– Я взял его на пиратской шекке! – равнодушно пояснил моряк.– Если я дам ему свободу – уедет на родину! А он хорошо готовит.
– Ты сказал – Шинон умер? – проговорил зодчий.– Отчего?
– Убит!
– Убит? – Несмех был поражен.– Кем убит?
– Его убил некий Эрд, светлорожденный из империи,– Лэн смотрел не на зодчего, а куда-то вбок.– Трудно поверить, но это так! Он – хороший боец, этот светлорожденный. Говорят, они дрались честно: клинок на клинок. Хотя никто не видел: свидетелей не осталось. Так мне рассказал Ганг, тысяцкий. Еще он сказал, что у северянина был какой-то особенный меч, но сам Ганг в это не верит.
– Я знаю Ганга,– сказал Тилод.– И сам расспрошу его.
– Не выйдет. Он отбыл. По велению Великого Ангана..
Саит принес вино и фрукты.
– Вино неважное! – предупредил Лэн.– Я нынче небогат! Все истратил, чтобы похоронить брата. На жертвы тоже…– Голос его был бесцветен, как осенние сумерки.
– Сочту за честь помочь тебе! – предложил Тилод.– Мои деньги…
– Нет, не нужно. Благодарю. Скоро я получу сезонное жалованье. Брат высоко ценил тебя, зодчий Тилод! Спасибо тебе за этот дом: он теперь мой!
– Я строил его для Шинона! – с горечью проговорил Несмех.– Но боги рассудили иначе! Пусть Судьба будет милостива к тебе, Лэн!
– Все мы умрем,– ответил моряк.– Пей, господин зодчий! И ты, госпожа, пей! Шинон был лучшим в нашей семье. И он не оставил наследника!
– Он – странный! – сказал Тилод, когда он и Эйрис снова оказались на улице.
– Ему плохо,– ответила женщина.– Ты понимаешь его боль! – она обняла Тилода, прижалась к нему.– Но тебе – легче! У тебя есть я! И есть наш сын! Куда мы теперь пойдем?
– К Наместнику! – решительно сказал Тилод.– Даже если он причастен к моему исчезновению, все равно: лучше к нему, чем к Дагу! В этом городе заправляют они! И еще Ганг. Но Ганга, к сожалению, нет!
Стража у дворца скрестила перед ними копья, хотя шедший за ними гонец вошел беспрепятственно.
– Я – зодчий Тилод! – заявил отец Санти.– Наместник Алан знает меня!
Один из стражников свистнул, и из домика слева от ворот вразвалочку вышел десятник.
– Я – Тилод! Ты знаешь меня, «сдвоенный меч».
– Зодчий Тилод? – на бронзовом лице десятника выразился ленивый интерес.– Тот, что… пропал? Прости, господин зодчий! Не узнал тебя сразу! – щербатая улыбка десятника была угодливой и наглой одновременно.– Ты сильно изменился, господин зодчий! Конечно, Наместник примет тебя! – однако он не подал знака, чтоб солдаты пропустили Тилода, а продолжал разглядывать его и Эйрис.
Зодчий сдвинул брови.
– Прости, что заставляю тебя ждать! – пробубнил десятник.– Но приказ, господин… Если ты соизволишь обождать вон в той харчевне, хорошей харчевне, господин зодчий, я лично доложу о тебе Наместнику!
– Хорошо! – отрывисто бросил Тилод.– Я подожду в харчевне!
– Видно, что э т о строил не ты! – сказала Эйрис, кивнув в сторону дворца.
– Разумеется! Не мог же я построить весь Фаранг!
– Ты построил лучшее в нем! – женщина улыбнулась.– Думаешь, этот владыка знает, где Сантан? Может, нам поискать самим? Как ты полагаешь, где он?
– Сейчас меня больше интересует не Сантан, а то, ради какого демона меня отправили на Юг! – проговорил Тилод, опускаясь на шестиногий табурет за самый чистый из столов в харчевне.– Будь я просто зодчим, так бы и сгнил в Гибельном лесу во благо Великого Ангана.
Подскочил слуга.
– Что желают господа? – осведомился он.
– Хорошего вина,– сказал зодчий.– Х о р о ш е г о, ты понял? И что-нибудь горячее!
– О! – медовым голосом пропел слуга.– Есть запеченное в тесте мясо желтой лягушки! Отличное! Нежное! Восхитительный вкус!
Глаза Тилода начали медленно наливаться кровью. Лягушатины он на всю жизнь наелся, пока плыл по Великой Топи.
– Что ты сказал?!
– Мясо лягушки…– пролепетал перепуганный слуга.– Нежный, восхитительный…
– Господин не любит лягушатины! – сказала Эйрис, кладя руку на колено Тилода.– Господин хочет самое лучшее!
– Есть еще телячьи котлетки, запеченные в листьях, с грибной подливкой! – несмело предложил слуга и покосился в сторону Тилода так, словно на табурете сидел не человек, а хуруг.
– Хорошо, мой друг! – нежно улыбнулась Эйрис.– Неси!
– Мигом, госпожа! – с облегчением воскликнул слуга и исчез, как осенний лист, подхваченный ветром.
Трактир был почти пуст. Лишь две женщины пили сок в противоположном углу зала, да какой-то бродяга тянул из деревянной кружки вино. Лицо у бродяги было покрыто струпьями, и на левой руке, которой он постукивал по столу, не хватало двух пальцев.
– Я начинаю тревожиться! – тихо сказала Эйрис.– Что-то здесь не так, в твоем городе! Я чувствую запах грозы!
Тилод втянул носом воздух:
– Вряд ли! – сказал он.– День будет ясным!
– Запах грозы! – повторила Эйрис.– Тихо так, все будто застыло… Словно все ждут чего-то… недоброго!
Бродяга за соседним столом вдруг отчаянно застучал по столешнице и запел неожиданно сильным, глубоким голосом:
– Он идет по тропинке слов,
Рассекающей дымный кряж!
Позади него – мираж!
А плечо у него – свело!
На плече у него мешок:
Черный демон внутри зашит!
Строчкой рун, как змеей, обвит
Ярко-красный атласный шелк!
Он восходит на край скалы!
И идет, потому что слеп!
А глаза его так светлы!..
Что не жить ему на земле!
Бродяга грохнул кружкой по столу.
– Вот! – воскликнул он.– Баллада об Освободителе! Ликуй, благословенный Конг!
И присосался к кружке, хлюпая и проливая кислое вино на грудь.
Слуга принес мясо и вино, и Тилод принялся за еду. Эйрис к своей порции даже не притронулась.
Десятник, как и обещал, самолично появился в харчевне.
– Наместник примет тебя и… госпожу! – сообщил он.– Не торопись! Если желаешь доесть – доешь!
Но Тилод поднялся:
– Пойдем! – сказал он Эйрис, положив на стол серебряную монету.
Эйрис тоже встала, но, прежде, чем последовать за ним, взяла свое нетронутое блюдо и кувшинчик с вином и поставила их на стол бродяги.
– Поешь! – сказала она ласково.
Мужчина поднял лицо. Глаза его смотрели над ее головой: незрячие глаза.