— Милосердия! — и отпустил Хорсривера.
Медленно, словно дым, поднимающийся от погребального костра, Хорсривер начал растворяться в воздухе; скоро колеблющиеся очертания душ уже нельзя было отличить от клубов тумана. Мёртвые глаза знаменосца на мгновение закрылись, словно он не хотел этого видеть. Из всех присутствующих, Ингри был уверен, призрачный воин был единственным, кто понял сделанный Хорсривером выбор… все выборы. На поляне стало очень тихо.
Ингри попытался встать, не сумел, попытался снова. Мгновение он стоял, упираясь руками в колени, чувствуя головокружение и слабость. Он не думал, что потерял этой ночью столько крови, что не выживет, но тем не менее кровавые пятна на земле вокруг и на его одежде были очень впечатляющими.
«Когда столько пятен, всегда кажется, что крови пролито больше, чем в действительности».
Наконец Ингри выпрямил спину, взглянул на последнего оставшегося призрака и на Йяду, всё ещё сжимающую в руках знамя с волчьей головой. Высоко на острие древка всё ещё билось призрачное сердце.
Ингри поклонился знаменосцу.
— Я хотел бы просить вас об ответном даре, милорд знаменосец: ещё одном мгновении вашего времени.
Призрачный воин сделал жест, говоривший о согласии и некотором любопытстве.
— Всё моё время теперь принадлежит вам, сир.
Ингри сделал шаг вперёд и положил руку на плечо Йяды. Девушка устало улыбнулась ему; её бледное и покрытое грязью лицо сияло. Ингри оглянулся на членов священного квинтета.
«Да!»
— Просвещённый Освин, просвещённая Халлана, не подойдёте ли вы сюда?
Супруги переглянулись и приблизились.
— Да, Ингри? — пробормотала Халлана.
— Будьте добры, возьмитесь за концы древка и подержите его горизонтально — не очень высоко.
Халлана и Освин с некоторой опаской протянули руки к знамени, словно сомневаясь, что, будучи материальными, смогут удержать его, и встали так, как просил Ингри. Знамя Волфклифов развернулось и повисло, как будто великий Волк склонил голову к земле.
Ингри повернулся к Йяде.
— Возьми меня за руку.
Девушка нерешительно коснулась его окровавленной правой руки, но Ингри стиснул её пальцы, и она ответила ему более крепким пожатием. Ингри повернул её так, чтобы они оба оказались лицом к знамени.
— Перепрыгни через древко вместе со мной, если согласна, чтобы мы были союзниками ночами, подобной этой, и любовниками — во все остальные.
— Ингри… — Йяда искоса бросила на него неуверенный взгляд, — ты просишь меня выйти за тебя замуж?
«Более или менее», — хотел он сказать, но вовремя одёрнул себя: на самом деле имело место только «более».
— Да. Тебе следует выйти замуж за короля. Сейчас тебе предоставляется великий шанс. — Он оглянулся: серьёзное лицо Освина озарилось пониманием, а Халлана широко улыбнулась. — Лучших свидетелей не найдёшь: трое добропорядочных священнослужителей, принц, а также князь — поэт, который, несомненно, создаст бессмертную поэму об этом прежде, чем мы проделаем половину пути до Истхома.
Джокол, который подошёл поближе, чтобы лучше видеть и слышать, радостно закивал.
— Ну, Ингорри, молодец! Прыгайте, прыгайте, Йяда! Моей прекрасной Брейге это понравилось бы, да!
— Принцесса. — Ингри немного неуверенно поклонился Фаре, которая скромно сидела на могильном холме; она мрачно, но достаточно доброжелательно ему кивнула. — А также ещё один свидетель. — Ингри поклонился знаменосцу. Он не знал, могут ли призраки удивляться, но озадаченная улыбка воина сказала ему, что тот никак не ожидал такого употребления священного знамени, которое он охранял четыре столетия. — Потом, если захочешь, будут другие церемонии, с более нарядной одеждой или ещё чем-то. Столько, сколько пожелаешь. Только бы свидетели не возражали, — добавил он скромно.
— Одной или двух обычно бывает достаточно, — пророкотал Освин, улыбаясь.
Ингри открыл рот, собираясь продолжать уговоры, но Йяда двумя пальцами коснулась его губ, призывая к молчанию. Ингри покачнулся: ноги едва держали его. Йяда задумчиво взглянула на него, потом повернулась к Халлане и Освину и знаком попросила их опустить древко пониже. Те послушно наклонились: теперь еле живой и бледный священный король наверняка смог бы преодолеть барьер.
Глядя друг на друга, Ингри и Йяда взялись за руки и прыгнули.
Приземлившись, Ингри покачнулся — голова у него кружилась всё сильнее, — но Йяда поддержала его. Они обменялись поцелуем; Ингри легко и быстро коснулся губ Йяды, но девушка обхватила руками его лицо и поцеловала его более крепко. «Да, — подумал Ингри, наслаждаясь нежностью и теплом её губ, — это и есть единственное живое „сейчас“».
Они оторвались друг от друга, смущённо улыбаясь, и Ингри снова поднял знамя. Бьющееся сердце исчезло с острия древка.
«Но какую половину получил каждый из нас?»
Ингри не был уверен, что он это знает.
Знаменосец преклонил колено, отвязал свои седые косы от золотого пояса и обеими руками поднял голову. Ингри тоже опустился на колени и последней каплей крови щедро оросил морщинистый лоб. Древний дух жеребца, отпущенный им на свободу, был совсем измождён, но Ингри подумал, что в своё время это был прекрасный быстрый скакун.
Знаменосец поднялся, став целым; он, словно испытывая облегчение, расправил плечи, серьёзно кивнул Ингри, протянул руку Освину и, не оборачиваясь, исчез.
Настоящая тьма в первый раз за эту ночь коснулась глаз Ингри; только теперь он понял, что уже многие часы видел всё со сверхъестественной ясностью только благодаря призрачному свету. Джокол с кряхтением присел у маленького костра и пошевелил угли; Ингри и не заметил, что князь развёл огонь, чтобы согреть Фару, пока ждал появления подопечных леди Весны. Оранжевое пламя вспыхнуло ярче и бросило золотые отблески на усталые лица собравшихся у костра людей.
Биаст с сомнением взглянул на королевское знамя Волфклифов, на древко которого, как на посох, опирался Ингри.
— Что вы собираетесь с ним делать?
«Действительно, что?»
Ингри выпрямился и растерянно взглянул на знамя. Древко в его руках казалось ничуть не менее материальным, чем сломанное Фарой знамя Хорсривера; однако это знамя было не из мира материи, и Ингри сомневался, что сможет вынести его за пределы Израненного леса. Сомневался он и в том, что знамя переживёт рассвет, о приближении которого говорили первые лучи, заставившие посереть туман, висящий между искривлённых деревьев. Королевская власть Ингри была более ограничена местом, временем и необходимостью, чем, похоже, догадывался Биаст, иначе призрачный знаменосец не смотрел бы на него так печально, подумал Ингри.
Ему не хотелось покорно передавать королевское знамя Биасту, хоть это и могло бы оказаться политически предусмотрительным. Знамя несло на себе герб Волфклифов, а не Стагхорнов, оно принадлежало ночи, а не дню, да и вообще…