– Я готов, госпожа великая княгиня Анна Данииловна, – опять поклонился Олег. – Однако спасти тебя не смогу. А мне великий князь именно это велел. Так что…
Договорить он не успел. Снаружи раздался сильный грохот, лязг оружия и стоны. Потом дверь резко распахнулась, как от сильного удара ноги, и на пороге показался богато одетый человек с окровавленным до рукояти мечом. Княгине он был хорошо знаком.
– Как ты смеешь входить без разрешения, Анисим Роща? – зло спросила она, опять усаживаясь за стол. – Или ты прискакал мне рассказать, что князь Александр пришел на помощь своему брату и в стольном граде богомерзких татар скоро не будет?!
– Монахиням пристало смирение, – бросил вошедший.
– Речь не о монахинях, я тебя об ином спросила, – повысила голос Анна, сильно, впрочем, побледнев.
– В монастырь ты отправляешься.
Тот, кого княгиня назвала Рощей, сделал несколько шагов вперед, давая возможность войти в комнату вооруженным людям, среди которых были монголы. Затем объявил: – Сейчас воплотят тебя в светлый ангельский образ.
– Мой муж меня отправляет монастырь? – подняла брови княгиня.
– Твой муж здесь не при чем, – теперь Роща рассмеялся. – Другие теперь приказывают.
– И кто же это?
– Все на нашей земле теперь делается по приказу царя земного. Великий князь Александр Ярославич был у царя Сартака, и ему отказана земля русская со всеми уделами. Твой муж больше не великий князь Владимирский, и лучше бы ему быть изгоем – эта судьба слаще, чем та, что у него теперь будет.
– А вы двое, – он глянул вскользь на Олега и Шурика. – Правильно делаете, что не вмешиваетесь. Будете послушны – спасете свои головы. Может быть. – И добавил громко: – Начинайте постриг!
По команде в комнату вошли мужчина в рясе, в котором Олег узнал игумена Рождественского монастыря Силантия, и две монахини. Они несли ворох черной одежды, предназначенной княгине, ужасного вида ножницы, какие-то книги и сосуды.
Дверь, чтобы впустить всех с поклажей, пришлось открыть настежь. Сильно потянуло сквозняком. Слышно было, как внизу заскрипели дверные петли – кому-то понадобилось выйти наружу, и под крышу княгининого терема ворвался настоящий вихрь, отчего все свечи разом мигнули. Стало совсем темно.
Олег пожалел, что даже у сотрудников Центра прикладной хрономенталистики перестройка зрения, позволяющая видеть в темноте, происходит не одномоментно. Он лишился одного из самых ярких впечатлений, какие только можно себе представить, на память ему остался только звук. Совершенно неповторимый. Возгласы Жанны д’Арк [94] в бою у Жаржо, напоминали его, конечно, но отдаленно, примерно, как фырчание мотора вазовской «шестерки» из двадцатого века походит на рык двигателя «Мазерати Куаттропорте». Это был насыщенный, яростный женский вопль, за которым последовал звук падения тяжелого тела в доспехах и со стуком сыплющихся на пол стеклянных шариков.
Когда свечи снова разгорелись, хамоватый посланец Александра Невского уже лежал на полу с окровавленным лицом. Рядом с ним валялась самая большая из шкатулок княгини Анны, удачно попавшая Роще в голову.
Ратники, пришедшие с ним, рванулись к телу, но им никогда не приходилось бегать по полу, на котором рассыпаны бусины. Они поскользнулись, и если для одного все закончилось более или менее благополучно – он всего лишь сел на шпагат, выронил меч, схватился за пах и заскулил, то второму не повезло – его поймал на свой меч Шурик.
Но серьезной стычки не вышло. Остальные были деморализованы видом поверженного Анисима, наверное, нафантазировали себе вмешательство сверхъестественной силы, поскольку летящей шкатулку никто не видел, и драться не собирались. Монголы топали по лестнице где-то внизу, оставшиеся на ногах ратники Рощи усиленно делали вид, что зашли случайно, игумен же забился в угол и часто-часто крестился. И только одна из монахинь, неопрятного вида женщина с бледным лицом и злыми глазами, выставив перед собой ножницы, шла вперед.
Олег погрозил ей пальцем и отобрал режущий предмет. Она в ответ попыталась его укусить, но ей на зубы попал черевец [95] . Монахиня отскочила в сторону, и больше им никто не мешал.
Вчетвером – на лестнице их догнала молоденькая девушка, служанка княгини Гостислава, – они спустились этажом ниже, перешли в галерею, соединяющую княжеский дворец с Дмитриевским собором. Из окон галереи было видно, как во дворе собиралась вооруженная толпа, чтобы блокировать все выходы из дворца и примыкающих построек – монголы времени даром не теряли. У входа в собор тоже расположились человек десять ордынцев.
Княгиня вдруг остановилась и заплакала. Олег посмотрел на нее и понял, что адреналин в ее крови нормализовался и она ужасно боится – и монголов, и неуютного Владимира, сильно отличающегося от городов на ее родной Волыни, и ночи, и еще черт знает, чего еще. И ей всего-то восемнадцать лет, хоть она уже два года замужняя женщина, обладательница звучного титула «великая княгиня Владимирская».
Олегу пришлось несколько раз проговорить дежурное «все будет хорошо» и ласково погладить ее по голове. И только тогда рука княгини, намертво, казалось, вцепившаяся в металлическую скобу, непонятно для чего вделанную здесь в каменную кладку, разжалась. Он поднял княгиню на руки, и они уже не пошли, а побежали вперед.
Выход из галереи привел на хоры собора, оттуда они спустились вниз и бросились к алтарным вратам. Навстречу им выскочил полуодетый человек и истошно завопил, размахивая перед собой руками:
– Бабенкам нельзя в алтарь!
Шурик с ходу врезал ему плашмя ножнами по лоснящейся физиономии, и он отлетел в сторону с той же скоростью, с какой бросился им наперерез. Но все-таки навредил: его вопль услышали снаружи. Монголы смекнули, что в соборе происходит неладное, и двери зашатались под ударами.
Княгиня, которую Олег в алтаре посадил на край престола, опять заплакала. Но сейчас его это уже не беспокоило. Он велел Шурику забаррикадировать изнутри алтарные врата, а сам, схватив факел, стал осматривать плиты, лежащие на небольших возвышениях.
– Не то… Не то… Загадили черти, не разберешь… Опять не то. Ага! Вот он! – Олег воткнул факел в горлышко какого-то металлического сосуда, уперся руками в гранитную плиту с надписью «Илия епископ» и, поднатужившись, сдвинул ее в сторону. Пламя факела сильно качнулось – снизу пошел мощный приток воздуха.