– Я пришел… – начал он.
– Не надо, – сказала Билли, протестующе подняв руку. – Я… я должна перед тобой извиниться. То, что я тогда наговорила, совершенно непростительно; я просто не понимаю, что на меня нашло. Я не надеюсь, что ты сможешь простить меня, но…
– Нет! – воскликнул Спайдер. – Нет! Не извиняйся! Это я был не прав, не прав на сто процентов – а ты права. Но скажи, что ты не считаешь меня подлецом. Я не могу вынести мысли, что ты меня презираешь. Даже если презираешь, скажи, что нет! Господи, Билли, мне так тебя не хватает! Ты не представляешь себе, как мне без тебя плохо. Мы больше никогда не будем так ссориться, что бы ни случилось, – это слишком больно. Боже, я плакал по ночам, вот до чего мне было плохо… – Спайдер замолчал на полуслове, испугавшись, что сказал лишнее: ведь он поклялся себе, что никто никогда не узнает, что он вел себя, как ребенок.
– Но… – едва слышно сказала Билли. – Но…
– Что же ты замолчала? Говори, – смущенно пробормотал Спайдер.
– Я… мне тоже тебя не хватало, – еще тише сказала Билли.
– Это значит, что ты не ненавидишь меня?
– К несчастью… нет. Тогда все было бы просто. – Она поплотнее закуталась в свою странную накидку.
– Я не понимаю – разве мы не можем быть опять друзьями, как раньше? – спросил он, отказываясь расслышать в ее голосе необъяснимые прощальные нотки, которые его пугали. Он подошел к ней, наклонился и взял ее холодные руки в свои, пытаясь согреть.
– Друзьями? О нет, Спайдер, не можем… Как раньше – не можем. Я хочу уехать отсюда… опять в Париж или куда-нибудь еще… пока не знаю.
– Билли, ради бога, как ты можешь уехать?! Я тебя не отпущу! Из-за какой-то лживой писанины в бульварном журнале…
– Нет, не поэтому, – перебила его Билли. – И это не ложь, ты знаешь. Это действительно было – не вполне так, как они там написали, но очень похоже. Вот почему я не рассказывала тебе про Сэма, когда ты спрашивал. Мне действительно нечем гордиться, хотя, в общем, я думаю, что просто ошиблась. В первый момент, когда я прочла, что они написали, меня так оскорбил сам издевательский тон, что я почувствовала себя несчастной паршивой тварью – именно такой, какой они меня представили. Но потом – я перечитывала это еще и еще, не в силах оторваться, и постепенно слова вдруг начали таять, становиться какими-то нереальными. Я поняла, что это написано совсем не обо мне. Я не считаю себя жалкой. Ничуть. Оказывается, где-то в чем-то я наконец обрела точную самооценку. Недавно, да, но, как говаривала моя тетушка Корнелия, лучше поздно, чем никогда. Девочкой мне было трудно… взрослеть. Но с тех пор я жила настоящей жизнью – с настоящей любовью, с настоящими друзьями, с настоящими достижениями. Реальные взлеты, реальные падения, как у всех. И вот это – настоящая я, даже если это кому-то не нравится. Не волнуйся, Спайдер, я переживу эту несчастную статью, я не сбегу, не доставлю им удовольствия думать, что они выжили меня из этого города…
– Почему же тогда ты говоришь, что уедешь? – испуганно перебил Спайдер. – Как так? Это просто невозможно, я тебя не отпущу.
– Потому что… потому что… мы с тобой не можем быть друзьями, как раньше.
– Но почему? – гневно спросил Спайдер. Билли молчала, стараясь собрать все свои
силы, чтобы заговорить, чтобы наконец-то быть честной, произнести эти трудные слова – выпустить их наружу, оставить позади и жить дальше. Она не могла так больше жить, постоянно ощущая всем существом свою безответную любовь – вдыхая ее с каждым вдохом, выдыхая с каждым выдохом…
– Потому что… друзья не могут ревновать.
– Ревновать?
– О господи, Спайдер, я что, должна произнести все по буквам? Что, как ты думаешь, заставило меня наговорить тебе столько жестоких вещей? Ты еще не догадался? Да, я ревную тебя – к Джиджи, ко всем остальным женщинам в твоей жизни… Ко всем женщинам, которых ты любил!
Билли резко вырвала у него свои руки и отвернулась, чтобы Спайдер не мог видеть ее лица.
– Ревнуешь… – медленно повторил Спайдер, чувствуя, как в его сердце просыпается робкая, но нетерпеливо растущая надежда на то, что он понимал Билли гораздо, гораздо меньше, чем ему казалось, и что это прекрасно. – Постой, но ведь ты бы не ревновала, если бы…
– Нет! Не говори! Имей жалость, не растравляй рану, мне и так плохо. Я должна покончить с этим, и я это сделаю, – сказала Билли с безжалостной решимостью.
– Нет, не надо! – вскричал он, хватая ее в объятия и отбрасывая наконец капюшон с ее лица.
Глаза Билли были полны боли, губы дрожали. Он обхватил это удивительное лицо своими большими ладонями, героическим усилием воли удерживаясь от того, чтобы начать ее целовать: сначала надо было все объяснить ей, так, чтобы она поняла.
– Если ты двинешься куда-то, – торжественно заговорил Спайдер без всяких колебаний, – если ты сделаешь хоть шаг, я последую за тобой, куда бы ты ни пошла. Я буду спать у тебя под дверью; если ты захочешь побыть одна – пожалуйста, но я всегда буду рядом, я буду терпеливо ждать. Ты не должна больше уходить от меня, ты не можешь меня бросить! Мы слишком долго жили друг без друга, мы потеряли слишком много времени. Теперь слушай меня внимательно. Билли, это важно. Года полтора назад ты позвонила в мою дверь, и в ту секунду, как я ее открыл и увидел тебя, я влюбился. Но безумие и ужас в том, что я понял это только сейчас! Билли, я был безнадежно влюблен в тебя с того самого момента, но мне никогда не приходило в голову, что ты тоже можешь меня полюбить – казалось, ты никогда… ну, не видела во мне мужчину. Между нами не было тени флирта, и я… ну, не позволял себе признаться в этом, я никогда не позволял себе даже мечтать… Ах, но ты ведь любишь меня, я знаю, я ведь не могу ошибиться сейчас, правда? – умоляюще спрашивал он. – Сейчас, когда я так тебя люблю. Ну скажи, что ты никуда без меня не уедешь, Билли, пожалуйста, скажи, что ты не бросишь меня, что ты не совершишь такой жестокости! – Спайдер молил всем сердцем, он не был уверен, что правильно понял скупые, почти неслышные слова Билли, которые застали его врасплох. – Скажи, что ты никогда не будешь ревновать, потому что не будет поводов, скажи, что ты веришь, что я твой навеки, потому что так оно и есть. Ради бога, Билли, скажи что-нибудь!
– Я не знаю, с чего начать, – прошептала она.
Ее лицо расцветало, преображаясь счастьем. – Спроси еще о чем-нибудь.
– О! – Спайдер начал целовать ее с неистовством облегчения, с вдруг пришедшей уверенностью, открывая ее для себя. – Я прошу тебя, не беспокойся ни о чем. Мы вернемся назад и начнем сначала. Все как положено, как в добрые старые времена. Я попрошу тебя о свидании, заеду за тобой и повезу тебя куда-нибудь поужинать, а потом отвезу домой и спрошу, когда мы увидимся снова – может быть, вечером в субботу, а еще лучше прямо завтра. Я попрошу разрешения поцеловать на прощанье – вот так… и так… и так…
– Стоит ли начинать настолько издалека? – удалось шепнуть Билли между его жадными, мучительными поцелуями – поцелуями, о которых она мечтала так долго, что едва сознавала захватывающую дух реальность, едва верила, что это не сон. – Я прошла… слишком долгий путь… чтобы опять начинать со свиданий.