Эверард оцепенел, словно стоявший перед ним человек превратился в гремучую змею.
– Боже мой! – прошептал он. – Ванда Тамберли!
– Молодая леди, наша современница, угодившая в перуанскую переделку, – кивнул Шалтен и продолжил подчеркнуто неторопливо: – Позвольте высказать мои доводы, хотя вы и сами теперь без труда сумеете восстановить события. Когда провалилась попытка присвоить выкуп за Атауальпу, экзальтационисты взяли в плен двух человек – дона Луиса Кастелара и нашего законспирированного специалиста Стивена Тамберли, чье присутствие в сокровищнице помешало им совершить задуманное, – как они надеялись, ненадолго. Припоминаете? Позже они разобрались, что Стивен работает в Патруле, и его допрашивали под воздействием кирадекса. Когда Кастелар вырвался на свободу и скрылся на темпороллере, захватив с собою Тамберли, экзальтационисты собрали всю возможную информацию о Стивене и его прошлом. Ваши люди, вновь атаковав, уничтожили и захватили в плен почти всех.
«Конечно, я припоминаю, черт побери!» – проворчал про себя Эверард.
– Теперь взгляните на случившееся глазами тех, кто сбежал или находился тогда в другом месте, – продолжал Шалтен. – Произошла какая-то ужасная ошибка, и они страстно желают разобраться в ней. Простыл ли след, по которому до них добрался Патруль, или, быть может, он выведет сыщиков на оставшихся экзальтационистов?
Они отчаянно смелы и умны. Они досконально исследуют все возможные ходы, и мы не в состоянии препятствовать им. Так же как не в состоянии охранять каждого человека, причастного к этой истории. Экзальтационисты могли вернуться в Перу после тысяча пятьсот тридцать третьего года и осторожно разузнать последующую биографию Кастелара. Возможно, подобное, но в меньших масштабах, было проделано с Тамберли. Не требует доказательств и то, что они не знают всего о той веселой погоне, в которую нас вовлек Кастелар, и о том, как мы вытащили Тамберли, и как в это была втянута его племянница. Их сведения отрывочны, выводы весьма неполны и расплывчаты. Тем не менее они, очевидно, считают себя вне опасности, доказательством чего является их шальная выходка в Финикии.
Во-первых, я уверен, что они проводили тщательное расследование по всем, кого упомянул Тамберли во время изощренного и жестокого допроса: круг общения, знакомые, родственники. Ведя наблюдение, они вполне могли обнаружить веские причины, чтобы заподозрить его племянницу Ванду в причастности к этому делу, тем более что ей предложили вступить в ряды Патруля. Это произошло в мае тысяча девятьсот восемьдесят седьмого года.
– А мы сидим здесь и мирно беседуем! – воскликнул Эверард.
Шалтен поднял руку:
– Умоляю, успокойтесь, друг мой. С какой стати им нападать на нее или на кого-нибудь еще? Дело сделано. Они беспринципны и жестоки, как дикие коты, но не глупы и не мстительны. Семейство Тамберли больше не представляет для них угрозы. Напротив, они действуют с чрезвычайной осторожностью, так как полагают, что мисс Ванда – под тайным надзором Патруля, который ждет, когда экзальтационисты клюнут на нее. Они не чувствуют никаких угрызений совести, используя человека в качестве приманки. Думаю, что они не решатся ни на какие серьезные действия, они лишь наблюдают, по крупицам собирая информацию, и прячутся где-то во времени.
– И все-таки…
– Не беспокойтесь, она находится под нашим наблюдением – на всякий случай. Я считаю, что неожиданностей не будет и это бдение – только трата драгоценного времени. Но штаб-квартира настаивает, ничего не поделаешь. Так что расслабьтесь.
– Хорошо, – буркнул Эверард, хотя на душе у него было неспокойно.
«Почему я так волнуюсь? Да, она изящна, сообразительна, хороша собой, но это обычная девушка из рода человеческого, миллион лет обитающего на Земле», – подумал Эверард, а вслух произнес:
– Хватит вступлений. Не пора ли перейти к сути?
Шалтен отпил маленький глоток.
– Заключительный результат моих размышлений, – сказал он, – я сообщил вам в начале беседы. Весьма похоже, что один или несколько экзальтационистов находятся на побережье в районе Сан-Франциско в течение нескольких дней текущего месяца – мая тысяча девятьсот восемьдесят седьмого года. Но они настолько осмотрительны, что мы не можем выследить их. Но мы готовим им ловушку.
Эверард залпом допил пиво, подался вперед и задымил трубкой.
– Как?
– Вы обратили внимание на дело, связанное с бактрийским письмом? – поинтересовался Шалтен.
– Связанное с чем? – задумчиво переспросил Эверард. – Нет, я… пожалуй, упустил это из виду. Что-нибудь новое? Я очень недолго пробыл в том отрезке времени и занимался делами.
Шалтен кивнул массивным черепом:
– Понимаю. Вы занимались перуанскими событиями, затем ваше внимание переключилось на очаровательную молодую леди, а когда человеку наперед известно, что уготовано этому веку историей, он становится невосприимчивым к проблемам сегодняшнего дня. Тем не менее я полагал, что вы в курсе. Это не просто сенсация местного значения. Она интересна специалистам, но в то же время весьма занимательна и для общественности. Так сказать, небольшая международная сенсация-однодневка.
– Которую вам удалось организовать точно в соответствии с вашим желанием, – заключил Эверард. Сердце его тревожно екнуло.
– Потому-то я и здесь.
«Как он проделывает эти фокусы? Плетет паутину связей, операций, выдумывает сказочки и скармливает их специально отобранным журналистам – и все это вытворяет сие тщедушное создание. Даже при том, что основную работу делают компьютеры, он заслуживает благоговейного трепета. Но не спрашивай его, не надо, не задавай вопросов, иначе он заговорит тебя до смерти», – подумал Эверард, а вслух сказал:
– Пожалуйста, просветите меня.
– Мы могли бы выбрать июнь тысяча девятьсот восьмидесятого года, потому что твердо знали, что экзальтационисты там, – объяснил Шалтен. – Но я подумал, что фокус может не сработать, поскольку они не только предельно осторожны, но и присутствие их оказалось слишком кратким. Могло случиться так, что они просто не заметили бы нашу приманку. Этот год лучше – если, конечно, они здесь появятся. Им понадобится по крайней мере несколько дней, чтобы изучить семейство Тамберли. Им, замаскированным под обычных людей двадцатого столетия, придется жить в гостинице, ездить на автобусе – в общем, скука, от которой они станут избавляться с помощью газет, телевидения и прочего. Кроме того, они обладают живым умом и заинтересуются окружающим их миром, который представляется им древней стариной. И тогда… как я уже сказал, в прессе появится сенсация, которая, по-моему, привлечет их внимание. Ненадолго, конечно; история вскоре забудется. Но если известие заинтересует их, это подтолкнет экзальтационистов к действию – например, к сбору научных публикаций по данной теме.
Эверард вздохнул:
– Нельзя ли еще пива?
– С удовольствием.
Эверард поудобнее устроился в кресле, а Шалтен по-прежнему стоял перед ним с длинной трубкой, похожий на фоне прекрасного старинного бюро на карикатуру.