— Да отстань от меня, шпингалет! — ворчит бабушка и берёт свою сумку. — Я старая женщина, а не скорый поезд. Ботинки от нас никуда не убегут.
— Убегут, убегут, — кричит Фридер, прыгая перед бабушкой, — потому что ты всегда всё так медленно делаешь!
— Нетерпеливый какой! — говорит бабушка. — Веди-ка себя как следует. А то мы вообще никуда не пойдём!
Но вот она уже открывает дверь, и взволнованный Фридер берёт её за руку.
И вот они уже идут по улице. В обувной магазин на углу.
— Я хочу белые ботинки, — говорит Фридер, быстро снимая свои старые сандалии.
— Нам нужны коричневые ботинки, — говорит бабушка продавщице, — на них не так заметна грязь.
Продавщица убегает и приносит коричневую обувь. Целую стопку коробок. Сандалии, полуботинки, сапоги. Все — коричневого цвета.
Фридер сердито смотрит на эту коричневую гору и подгибает пальцы ног — чтоб на них ничего не налезло! Коричневые ботинки ему не нравятся, совсем не нравятся. Фридер дуется, но продавщица уже натянула ему коричневый полуботинок. На левую ногу. Фридер вытягивает её подальше от себя, как можно дальше.
— Мне не нравится, — объявляет он и умоляюще глядит на бабушку.
Но бабушка не смотрит на Фридера, она смотрит на его ногу.
— Давайте лучше сапоги, — говорит она. — Мальчику нужны сапоги.
Продавщица тут же стягивает с Фридера полуботинок и надевает ему на ногу коричневый сапог. Он ещё коричневее, чем полуботинок.
Фридер стонет.
— Они жмут, бабушка, — шепчет он. — Я хочу белые сапоги.
Это нездорово, когда сапоги жмут. От этого пальцы на ногах искривляются. Фридер это знает. И бабушка это знает.
— Слушай, бабушка, — шепчет Фридер, — мне все коричневые ботинки жмут. Правда-правда!
Но это не помогает. Бабушка качает головой, а продавщица неутомимо натягивает Фридеру на ноги коричневые сапоги. Светло-коричневые, тёмно-коричневые, каштанового и шоколадного цвета. Одни коричневое других.
Всякий раз Фридер стонет:
— Жмёт, ой-ой-ой!
— Да что ж такое, — говорит бабушка, — быть такого не может.
Продавщица, вытирая пот со лба, притаскивает новую гору коробок с коричневой обувью. На этот раз — на размер больше.
— А эти слишком велики! — жалуется Фридер. — Бабушка, я не могу в них прыгать!
И он — для пробы — подпрыгивает повыше и падает. Прямо бабушке в ноги. Фридеру совсем не больно. Но лучше остаться лежать. Он выжимает из глаз несколько слезинок и, хныча, потирает колено. Правое.
— Внук, вставай! Ты не ушибся? — с тревогой спрашивает бабушка и поднимает Фридера. А он не смотрит на бабушку, он с укором глядит на коричневый сапог на своей левой ноге и моргает, чтобы из глаз покатились слёзы. Но они не катятся.
Бабушка глубоко вздыхает и говорит продавщице:
— Что ж, приносите нам белые сапоги. Только померить.
Фридер навостряет уши. Ну наконец-то! Продавщица убегает и приносит белые сапоги. Удивительно красивые белые сапоги с серебряными звёздами слева и справа. Они чудесные! Фридер глядит на сапоги и сияет. Вот они, в точности такие сапоги, какие он всегда хотел. Они совершенно точно будут впору. Белые сапоги с серебряными звёздами всегда впору!
Фридер даже дышать перестаёт, когда продавщица надевает ему сапоги. Они мягкие, серебряные звёзды блестят… Нет сомнений, это самые прекрасные сапоги на свете.
— Бабушка, — шепчет Фридер, — они мне как раз. Мы их возьмём!
— Мы возьмём точно такие же, но коричневого цвета! — говорит бабушка продавщице. — Чтоб были немаркие. Есть у вас такие?
Фридер надеется, что продавщица скажет «нет», но та кивает и приносит точно такие же сапоги. Коричневого цвета. И без серебряных звёзд.
Фридер не успевает и слова сказать, а она уже стянула с него белое чудо с серебряными звёздами. И вот на нём уже унылые коричневые сапоги.
Фридер не успевает и глазом моргнуть, как бабушка хватает его ногу, щупает, где внутри сапога пальцы, довольно кивает и говорит:
— Вот это хорошая, правильная обувь! Мы их берём.
Тут Фридер вскакивает и вопит:
— Но я не хочу их! Не хочу никаких правильных сапог! На них звёзд нету!
Он срывает сапоги с ног, швыряет их подальше и орёт:
— И вообще, не хочу я никаких сапог! Не нужны они мне, вообще не нужны!
Разревевшись, он выбегает из магазина. В одних носках. Ну и пусть, ну и ладно. Весь зарёванный, Фридер бежит по улице. Добежав до дома, он садится на ступеньки у двери, рыдает и ждёт бабушку.
Ступеньки холодные. Фридер чувствует, как холод пробирается сквозь штаны. Ну и ладно. Ну и пускай.
Он наверняка заболеет. Очень серьёзно. Так бабушке и надо. Раз она хочет купить ему эти дурацкие коричневые сапоги. А ведь Фридеру гораздо больше хочется те белые, с серебряными звёздами. Но их бабушка не купит. Ему никогда, никогда не покупают то, чего он хочет, никогда!
Фридер, громко всхлипывая, трёт глаза кулаками, сидит на ступеньках и ждёт. Бабушки нет уже целую вечность.
Но вот наконец она идёт.
Только Фридер не разговаривает с ней. Ни слова не говорит.
Бабушка тоже молчит. Она отпирает дверь ключом, и мрачный Фридер, громко топая, поднимается вслед за ней по лестнице.
Наверху, на кухне, бабушка поворачивается к нему и говорит:
— Обуйся-ка, внук! Негоже бегать босиком, уже холодно, сколько раз я тебе говорила!
Фридер молчит, уставившись на свои ноги в носках.
— Пожалуйста, внук, — снова говорит бабушка, — обуйся. А то ты у меня заболеешь.
Ясно дело, он заболеет. Да ещё как. Бабушка сама виновата. Фридер стоит и молчит. Ему ужасно себя жалко.
— Внук, — терпеливо просит бабушка, — обуйся! Сделай мне одолжение, надень новые сапоги, ладно?
Надеть новые сапоги? Те дурацкие коричневые? Ни за что.
Фридер и не подумает это сделать. Пусть бабушка сама их надевает! Фридер не двигается с места, словно прирос к полу, он не поднимает головы, даже когда бабушка начинает шелестеть бумагой. Она распаковывает покупку. Она возится с ней долго. Громко шуршит обёрточная бумага. Но потом Фридер всё-таки поднимает голову. Потому что бабушка машет и машет у него перед носом чем-то белым.
Чем-то белым? Но ведь новые дурацкие сапоги — коричневые, верно?
А эти — не коричневые! Эти — белые!
Фридер широко раскрывает глаза, а бабушка уже становится перед ним на колени, поднимает его ногу, правую, и натягивает на неё сапог, поднимает левую и натягивает на неё второй сапог. Сапоги — белые. Оба. И серебряные звёзды блестят на них. Фридер глубоко вздыхает и не отрываясь смотрит на свои белые сапоги с блестящими звёздами.