Бочков мог беситься сколько угодно, Рубликов — философски молчать, но я был зачислен в сержантский взвод. Во-первых, потому, что блестяще сдал экзамены, во-вторых, потому, что против замполита не попрешь.
Я все думал, где старшина хранит товар и как он собирается везти его в Москву? Не в руках же? Вывод отсюда напрашивался простой и очевидный. Как этот вывод я раньше не сделал? Если исключить передачу посылки третьему лицу, что невероятно, иначе Атаманов давно бы это сделал, а Назар — вообще обошелся без Атаманова, то единственное место, в котором может доехать наркота, — это наша радиостанция. И ее ведь курировал Шляхов…
Со своей гипотезой в диком возбуждении я поспешил к «связнику» — новому доктору. Самому разобрать радиостанцию, чтобы обнаружить тайник, мне было не под силу.
— Догадался? Спрятано в радиостанции? Не уверен, но предполагаешь? А ты не предполагай, Смелков! Я тебе точно скажу, ты прав. Так оно и есть. Я даже могу подсказать, какой лючок следует открыть, чтобы собственными руками помацать посылку.
— Вам известно?.. Тогда зачем?..
— Олег! Повторяю еще раз: нужен покупатель, оптовик, понимаешь? Поэтому пусть эта посылка там так и лежит, не вздумай до нее дотрагиваться!
Я был ошеломлен! Новые шестеренки в голове набирали скорость! Чем же так дорог этот покупатель, что ради него рискуют посылкой, стоящей бешеных денег?!
Последние дни перед отъездом мы подгоняли новенькие хэбэшки, парадки, подшивались, стриглись и тому подобное. Конечно, в команде ко мне чувствовалось некое отчуждение, поскольку верховодил там Бочков, зато замполит выказывал расположение. Рубликов смирился с тем, что я буду художником в части. Он, юноша неглупый, в отличие от Бочкова понял, что отношения со мной пора выравнивать.
Учения — это только так называлось. Мы должны были просто сесть в поезд, доехать до столицы, и там в одной из учебных частей пожить в казарме, чтобы участвовать в соревнованиях по приему — передаче сигналов азбуки Морзе. Будет еще два выезда на природу, один тренировочный, другой — зачетный по развертыванию радиостанции и приему и отправке донесения в полевых условиях.
Машину — нашу радиостанцию — погрузили на товарную платформу, предварительно прочитав инструкцию караульным: Гантаурову и худосочному горняку Стручку, которого Гора держал при себе на роли мальчика на побегушках. Мы же ехали в обычном вагоне пассажирского поезда.
Часть, куда прибыли, оказалась, конечно, не в самой столице, но близко. Хозяева, одни из соперников, встретили, как положено, радушно:
— Вы откуда, служивые?
— Из Забайкалья.
— Вешайтесь, забайкальцы!
— Человек Московской области, — обернулся к нам старшина, страшно шевеля усами, — сокращенно — «ЧМО».
— За «ЧМО» ответишь!
— Я за все отвечу.
«Это точно», — подумал я.
Нам показали свой угол в расположении с заправленными одинаковыми койками — никаких вторых ярусов, единственный ряд. Ознакомили с распорядком дня: «Обед — в час». Показали столовую. Проводили в класс. Столы, ключи, передатчики, тетрадки не в простых, а в веселеньких обложках (столица!) и ручки — все было готово. Все было знакомое и в то же время — чужое, возникло легкое возбуждение от предстоящих состязаний. Но мы же все знаем, нас же учили!
— Ну что, потренируемся на чужом поле? — предложил Рубликов, командир сержантского взвода, поменявший три тонких лычки поперек погона на одну толстую — старший сержант теперь! Мы все были в лычках «мослов» — младших сержантов. Уж как Бочков-то, чувствовалось, счастлив… Мне-то что? Я по окончании службы получу младшего лейтенанта, только на офицерские сборы съезжу…
Нам объяснили, что сначала будут соревнования в классе, потом — в поле. На завтра назначена ознакомительная поездка на природу.
Когда мы прибыли на место — большую поляну в смешанном лесу, принимающая сторона разворачивала наблюдательный пункт. Местный художник, одетый по гражданке, — красавец с длинными вьющимися волосами, с помощником растягивал плакат. Плакат, как и волосы художника, трепал ветер. Парень щурился. Нами осталось непрочитанным, что написано на плакате, но известное: «Кто несется в дождь и в грязь? — Наша доблестная связь!» — подошло бы, погода портилась. Автомобиль художников, «жигуль»-универсал с лестницей на багажнике и затененными стеклами, оказался недалеко от нашей машины. Рядом стояла высокая палатка на дощатом каркасе, очевидно, хозяйственного назначения. Художника я определенно где-то видел. Оформители, примерив плакат, снова свернули его, чтобы приберечь до дня соревнований, вероятно. Потом задрали капот у своего «жигуля», мотор не заводился. Творческие люди в технике не обязаны быть сильны, — аккумулятор издох. Впрочем, они, видно, знали, что аккумулятор — барахло, имели с собой провода — прикурить. Старшина откликнулся. Художники захотели отблагодарить, пригласили в свою палатку. Тут я вспомнил, где видел длинноволосого: это был сосед дяди Васи. Очевидно, сынок, Шнапаев-младший, Шнапс, как назвала его племянница! Только волосы у него раньше были короче. Аппетит, очевидно, с тех пор тоже возрос… Ну и дела! Кто скажет, что это — случайность?!!
Старшина вышел с чемоданом ЗИП радиостанции. Подозвал меня, поставил к палатке малахольного горняка с автоматом, Гантауров вошел в палатку вместе с нами. Атаманов подмигнул мне: «Подстрахуешь, ты ведь в курсе? Сейчас сдадим товар. Тебе тоже будет доля, хорошая».
— Значит, ты от Назара? — спросил Шнапаев-младший Атаманова.
— А ты — Шнапс?
— Показывай, что привез.
— Как насчет денег?
Шнапаев щелкнул замками, поднял крышку чемодана. Чемодан был полон пачек, сотенными купюрами, сколько я успел заметить. Атаманов открыл «зиповский» контейнер. Я увидел знакомые пузырьки, упакованные в прозрачные целлофановые пакеты.
В этот момент полог палатки откинулся, и внутрь вошли Доктор Шрам и еще двое крепких мужчин. Малахольный горняк, очевидно, не смог их задержать. Главное, чтоб жив остался!
— Что это ты собрался продавать, Атаманов? Чужой товар? Это — наше!
Гантауров навел ствол на вошедших.
— Не дури, чувачок! — сказал ему Доктор Шрам. — За чужое дело мокруху на себя вешать, оно тебе надо, солдат?
Шнапаев посерьезнел.
— Вы кто? — спросил Атаманов.
— Не придуривайся, ты знаешь, кто мы. Твой дружок, Назар, увел наш товар. Тебе предлагали вернуть по-хорошему. Ты чего наивный такой, старшина?.. Только дернись! — Атаманову в бок уперся ствол пистолета. Автомат у Гантаурова забрали легко. Да Гантауров и не стал бы палить — видно было по нему. Что он, дурак, что ли, в самом деле?
— А ты, уважаемый, плати, — предложил Шрам Шнапаеву. — Что так долго ехал к нам? Видишь, пришлось самим до тебя добираться.
— Я болел сначала, — объяснил Шнапс. — Потом приехал, да мне сказали, товар у вас пропал. Только зря на дорогу тратился… А после позвонил какой-то хрен, назвался Назаром, предложил все купить у него, да еще со скидкой.