– Мне насрать,– все так же глядя в стол, произнес Сипякин.– Насрать, что там и как. Я тебя отмазал. Потому что ты – мой человек. Мой. Больше никаких разборок без моего ведома, ты понял меня?
– То есть проблем с гришавинскими у меня больше не будет? – хладнокровно поинтересовался Ласковин.
– Ты глухой? Я сказал – всё! «Тобольцы» о тебе забыли!
– Спасибо, шеф! – искренне поблагодарил Андрей.– Я перед вами в долгу!
– Еще в каком,– пробурчал Сипякин.– Всё. Отправляйся. Через час поедете с Митяевым в Пушкин. За наличкой. Митяев знает куда.
Ласковин вышел из кабинета, чувствуя внутри необъяснимое беспокойство. С чего бы это? Сказал же Конь: все урегулировано.
– Андрей! – окликнула его Фарида.– Шеф велел тебе лицензию на «газовик» оформить. Ты пистолет сам купишь или один из наших возьмешь?
– Обойдусь,– ответил Ласковин.– Стрелок из меня еще тот.
– Так что, бумагу не оформлять?
– Оформляй,– сказал подошедший Митяев.– Стрелять я сам буду. Или лучше ты, Фаридушечка?
– Кот ты, Митяев,– беззлобно сказала Фарида и, бросив взгляд на Ласковина, разгладила язычком помаду на губах.– А еще женатый человек!
– Лось большой,– пробасил Николай.– Всем хватит! Пойдем, Андрюха, орешков поедим для восстановления сил.
– Так я бумагу оформляю? – крикнула вслед мужчинам Фарида.– Да?
– Да! Что у тебя там вспучилось? – спросил Митяй.– Расскажешь?
– Угу,– кивнул Андрей.– Только давай сначала чайку заварим. Пить хочется страшно, а времени у нас в обрез, верно?
– Времени у нас – море. Сорок пять минут,– возразил Митяй.– Хочешь, анекдот расскажу? Едут два ковбоя по прерии…
– Да знаю я его! – отмахнулся Ласковин.
– Жаль,– искренне огорчился Митяй.– А футбол вчера с бразильцами смотрел?
– Трахался я! – сказал Ласковин.– С корейцами!
– Это с Ленорочкой? Эх, я…
– Митяй, будь другом, помолчи пару минут! – взмолился Ласковин.
Андрею очень хотелось разобраться, что за заноза засела внутри и не давала успокоиться. Он ход за ходом восстановил в памяти свой разговор с шефом и решил, что причина тревожного сигнала может быть только одна. За всю их беседу Конь ни разу не посмотрел на Андрея.
Вечером Ласковин позвонил Гудимову.
– Все в порядке,– сообщил он.– Вопрос улажен.
– Да, спасибо, Андрей.
Голос у Мишки был странный, какой-то бесцветный. Ласковин насторожился.
– В чем дело, Михаил? – спросил он.– Я же сказал: все в порядке. Мой шеф рассосал конфликт.
– Я понял,– тем же «мертвым» голосом ответил его однокашник.
– Мишка? – снова, еще более обеспокоившись, спросил Андрей.– Что-то случилось?
– Виктор в больнице. В реанимации.
– Так,– сказал Ласковин севшим вдруг голосом.– Ясно… – И почувствовал, как потяжелели кисти рук.– Прости! – добавил, спохватившись.
– Ты пытался помочь,– сказал Гудимов.– Я же понимаю.
– Когда? – спросил Ласковин.– Когда его избили?
– Машина,– сказал Михаил.– Его сбила машина.
– Да ты что? – воскликнул Андрей.– Вот непруха!
– Это не случайность, Андрей.
– Почему ты так думаешь?
– В больнице сказали: он был пьян.
Андрей молчал, и Гудимов продолжил:
– Меня дома не было. Мать сказала: звонили. Мужчина. Витя ушел, сказал: скоро приду. А через полчаса позвонили из милиции.
– Как он?
– Плохо. Что-то с шеей. И почки. И перелом бедра.
– Миша,– спросил Ласковин,– машину видели? Чья она?
– Видели. Темные «Жигули» с белой дверью. Будут искать.
– Что значит темные? Черные? Серые?
– Андрей! Семь часов вечера было. Господи, да какая теперь разница? – В голосе Гудимова плеснулось отчаяние, но он тут же загнал его внутрь.– Извини, Андрей. Давай потом поговорим.
– Конечно,– спохватился Ласковин.– Завтра тебе позвоню. Где он лежит?
– На Восстания. Это…
– Знаю. Пока, Миш. Мне очень жаль!
– Ты ни при чем,– сказал однокашник.– Пока. Я позвоню сам, ладно?
– Звони, конечно!
Андрей положил трубку и сразу же начал обуваться. Через полчаса он остановил машину у дома, где жил Конь.
Виктор Петрович Сипякин владел просторной шестикомнатной квартирой на четвертом этаже.
С видом на Неву. Площадь ее была никак не меньше двухсот квадратных метров, а то, что половина окон выходила на Адмиралтейскую набережную, делало стоимость этих апартаментов невообразимой для среднего петербуржца. Андрей бывал здесь пару раз, и у него сложилось ощущение, что это не жилье, а банкетный зал. Впрочем, Сипякин жил здесь, и жил один, если не считать неотлучно находившегося при нем Абрека. Мысль о человеке, бродившем в полутьме по анфиладам четырехметровой высоты комнат, вызывала у Ласковина странные ассоциации.
Поднимаясь в непривычно чистом лифте (внизу сидел вахтер, на пару с кодовым замком отсекавший нежелательных посетителей), Ласковин глядел на себя в потемневшее от времени зеркало и думал о том, что скажет своему шефу. А что, собственно, он ему скажет?
Дверь открыл Абрек.
– Ты ко мне? – спросил он.– Или к нему?
– К нему,– ответил Ласковин, удивленный вопросом. Он знал, что телохранитель Коня ему симпатизирует, но не думал, что настолько.
– Петрович! – крикнул Абрек в пространство.– Ласковин пришел!
– Веди сюда,– донеслось из недр двухсотметровой квартиры.
Сейчас апартаменты Сипякина уже не были похожи на банкетный зал. Приглушенный свет в холле, зеркала, увеличивающие и без того просторную прихожую… Но одежда на вешалке, домашние тапочки… И тишина.
Конь смотрел видик в сравнительно небольшой комнате позади гостиной. Был он в пестром халате и меховых шлепанцах. По-домашнему. Смотрел мультики.
– Садись,– велел он удивленному темати-
кой кассеты Ласковину.– Сюда садись, в кресло. Абрек, налей ему… Чего тебе налить?
– Я за рулем,– покачал головой Андрей.
– Херня,– отмахнулся Сипякин.– Сунешь ментяре полтинник…
– Ночь,– сказал Абрек.– Дороги скользкие. Снег.
– Так пусть остается! Ласковин, у меня останешься. Абрек девочек закажет. Эскорт, двести баксов штука, хорошо будет!
– Правда, оставайся,– пробасил Абрек, кладя на плечо Ласковину увесистую длань.– Раз Петрович расщедрился, крутанем его по полной, да?