Остальные девчонки откровенно уступали ей по части изобретательности в области понтов. Хотя на голове у Светки Пижамкиной была опять-таки совершенно неуставная (хотя какой устав, если мы конспирируемся под наемников?) и откровенно ковбойская шляпа, а Кристинка Дятлова щеголяла в головном уборе в стиле Крокодила Данди из одноименного фильма (даже украшение из зубов какого-то хищника вокруг тульи ее шляпы присутствовало).
А вот Наташка Метельская в камуфляжной бейсболке местного армейского образца откровенно выламывалась из общей картины. Вообще, я с самого начала, сразу по прибытии сюда, почувствовал, что, наверное, зря она с нами напросилась. В далекой и жаркой стране Натаха была явно не в своей тарелке. Не знаю, повлияло ли на ее мировосприятие тяжелое ранение, или почти год чисто штабной работы вдали от пуль и пеших переходов, но на фоне других наших девчонок вид у нее в последнее время был какой-то унылый. От прежнего развеселого душегубства и следа не осталось. Похоже, Машка уже и сама поняла, что напрасно поддалась на ее уговоры. Мы бы в данном случае и без Метельской прекрасно обошлись, а так в перспективе можем нажить себе ряд нехилых проблем, в случае если ее, к примеру, неожиданно переклинит по какому-нибудь поводу…
– Здра жра, тарищ майор! – приветствовала меня Машка.
Стоявший передо мной с непотушенной сигаркой Зиновьев демонстрировал всем своим видом явное замешательство.
– Виделись, – ответил я и добавил: – Давай, командуй, старший лейтенант.
– Рядовой Зиновьев! – рявкнула Машка. – С-сырна! Бегом в расположение подразделения!
Штрафник послушно погасил окурок и скрылся в доме.
Девки вошли следом за ним. Машка гаркнула что-то матерно-неразборчивое, и придурковатая песня разом закончилась. Потом кто-то что-то сказал и заржал, последовал Машкин рык с предложением залепить хлебалушку. В ответ сказали что-то неразборчивое, последовал глухой удар по мягкому и приглушенная ругань, а потом, похоже, началась вполне деловая возня.
Зайдя в дом, я обнаружил сборы в самом разгаре. В обширной прихожей особнячка все облачались в боевую экипировку, натягивали бронежилеты, проверяли снарягу и оружие. Не занят был только Алалыкин, который согнувшись и держась обеими руками за промежность, подпрыгивал посреди холла и приглушенно-полузадушенно ругался матом.
– Да я…. да ты… с-су… да я тебя… л-ля… н-нах… – выл он.
– В чем дело, сержант? – поинтересовался я у него.
– По яйцам-то зачем? – страдальчески провыл Алалыкин, после чего наконец выдохнул и ухромал с глаз моих.
– Ну и зачем по яйцам? – спросил я у возникшей передо мной Тупиковой, которая уже выглядела вполне пристойно и застегивала бронежилет. – Маня, ты чего мне личный состав травмируешь? Да еще перед боевым выходом?
– А чо делать, если он, тарищ майор, русского языка не понимает? – надула губы Машка. – Я ему сказала – заткни хлеборезку. А он не затыкается и субординацию нарушает. Мы солдаты или где?
– Правильно мыслишь, старший лейтенант, – сказал я на это. – Порядок стоит на дисциплине. Только постарайся в дальнейшем без членовредительства…
– Вот про член это вы в точку, тарищ майор, – согласилась Тупикова. – Некоторым я бы его совсем оторвала…
– Брек, старший лейтенант, – прекратил я этот поток сознания. А то начав со знакомого слова «член», она много до чего договориться может, со своей всегдашней непосредственностью.
Мои автомат, рюкзак и бронежилет были давно подготовлены и лежали у стеночки. Здесь же была сетчатая маскнакидка под фон тропической местности, где нам предстояло действовать, – сегодня я такие приказал взять всем. С ними надежнее, поскольку предстояла работа из засады, а не бой в условиях взаимной видимости.
– А сейчас все ко мне. – сказал я, когда подразделение более-менее экипировалось.
Личный состав послушно подошел и сгрудился вокруг меня. Я достал из планшета фотку Максимилиана Сантоса.
– Смотреть внимательно и запоминать. Всем.
Фотка пошла по рукам.
– А кто это? – живо поинтересовался Хучанбергенов, передавая снимок Георгиеву.
– Это самый главный гад. Максимилиан Сантос, он же Макс фон Шоберт. Если кому интересно – из семейки почему-то эмигрировавших не в Парагвай или Аргентину, а в эти края недобитых эсэсовцев. Конечно, не факт, что он сегодня в этой колонне будет, но запомнить его внешность все-таки стоит. И если вы его где-то увидите, пусть даже случайно – немедленно сообщать мне или подполковнику Дегтяревой. Добавлю, что при встрече нежелательно разговаривать с ним или смотреть ему в глаза.
– Это почему? – спросила Светка Пижамкина, рассматривая фото. Взгляд у нее был очень характерный, профессионально-снайперский, и для себя она уже явно прикидывала, куда именно будет стрелять этому типу…
– Вообще-то это секретная информация, но, чтоб вы знали, он, помимо прочего, еще и гипнотизер. Запудрит вам мозги и сделает из вас болванчика вроде этих, американских.
– Так это, что ли, его работа? – уточнила Машка.
– Его. По крайней мере теоретическая часть – точно.
– Во козлина, – сказала Светка задумчиво и уточнила: – А стрелять-то в него вообще можно? Или на такого серебряную пульку надо?
– Можно. Сегодня нежелательно, а вообще можно. Но по этому поводу, если что, будут особые указания с самого верха. Поняли?
– Так точно, – сказало подразделение почти хором.
– Ну вот и ладненько. Тогда действуем по нашему плану, но с одной, небольшой, поправкой. Поскольку подполковник Дегтярева изъявила желание поехать с нами, лейтенант Симонов и младший лейтенант Дятлова будут с ней на НП, на связи.
– Вопрос можно? – спросил Симонов.
– Можно, лейтенант.
– А с чего, тарищ майор, именно мы?
– А с того, что у вас, товарищи пилоты-универсалы, вся основная работа еще впереди. И она потребует от вас, культурно выражаясь, больших усилий, вплоть до самоотречения. Так что пока не стоит вам лишний раз под пули соваться. Пригодной для наших дел авиатехники здесь архимало, а вас, если что, заменить будет вообще некем…
– Разрешите? – вдруг возник из-за окруживших меня голов рядовой Зиновьев.
– Разрешаю. Чего там у вас?
– Докладываю, что я тоже немного обучен пилотированию. Если что.
– Да? – удивился я и уточнил: – Интересно, когда это вы успели? И на чем именно?
Симонов и Кристинка Дятлова с каким-то новым интересом посмотрели на нескладную фигуру нашего штрафника. Еще один пилот на мою голову…
Собственно, меня самого тоже кое-чему этакому в свое время подучили. Еще Долгой Зимой, когда мы месяц с лишним сидели на практически блокированной авиабазе в Моховке. А чего не сидеть, раз был приказ? Обострожились, наставили вокруг мин и сидели. Склады там были неслабые (собственно, их-то мы в основном и охраняли), печки исправны и топлива в достатке. Не скажу, правда, что там было особо спокойно, поскольку количество «спальных мест» было сильно ограничено – там кроме нас сидел персонал авиабазы (на тот момент там ничего, кроме нескольких вертолетов, не базировалось, но ВПП была длинная и склад ГСМ обширный) с семьями, вояки (опять-таки с семьями) из нескольких окрестных, прекративших существование частей и гарнизонов и кое-какие беженцы. Вот и приходилось практически ежедневно отбивать нападения оголодавших троглодитов, еще недавно считавшихся людьми – жратва и топливо в особо заднепроходные жизненные моменты нужны всем, но, как правило, достаются тем, кто успел раньше, или тем, у кого автомат многозаряднее… Стоявшие в капонирах у КПП «Шилки» в иные дни были засыпаны гильзами по самую башню, так что экипажи выгребали их лопатами и ведрами, противопехотки и растяжки приходилось обновлять иногда по два-три раза в день, а они, раз за разом, все лезли и лезли, словно там было медом намазано, пытаясь на легковушках преодолеть заваленные бетонными блоками густо минированные подходы к базе, прикрываясь бабами и детьми, не считаясь с жертвами, с последним патроном в ружбайке, перли прямо на кинжальный огонь АГС-17, «Шилок» и пулеметов…