И черная вода. Абсолютно черная, не как по осени, а будто в реку краски или мазута налили. Отражения – смутными силуэтами.
Впрочем, я никогда не стремилась разглядывать в этих водах свое отражение.
Однажды, помню, мы возвращались с задания, и пришлось переходить речку ниже по течению, по камушкам. Никогда не забуду это ощущение: казалось, будто справа и слева от тебя не несколько метров глубины, а бездонная пропасть.
Было дело, наши научники уговорили кого-то из бойцов спустить с мостика ведерко и принести водички на анализ. Оказалось, обычная вода. Мутная и грязная, но не черная точно. Полковник тогда устроил разнос ученой братии, мол, нечего всякую дрянь на Базу таскать. А когда опыт с ведерком решили повторить, бечевка оборвалась, словно дернул кто-то. А, может, просто коряги на дне.
Мы ходим через этот мост каждый день. Речка отделяет прилегающую к Базе территорию от леса, живущего какой-то своей, непонятной, а потому опасной жизнью.
Если взглянуть на карту, окажется, что река почти параллельна ведущей в город трассе. Но река в конце концов распадается на ручьи и исчезает где-то в болотах, а дорога тянется и тянется все дальше на юг, разматывая пыльные километры. Мимо оживающих городов, мимо руин, мимо последнего форпоста, за которым начинаются пески, к морю. В край, солнце и ветер которого намертво въелись в кожу Дэя. Таков теперь мой мир.
Когда мы спустились во двор, Стэн и один из наших механиков уже заколачивали ящик с грузом. Я принюхалась – нет, разложением не пахнет.
– Не волнуйся, – утешил меня Дэй. – Стэн говорит, они его завернули в брезент и обложили пакетами со льдом. Так что как-нибудь довезем. Эй, шеф, – это уже незнакомому шоферу, – на ночь на Перевале остановимся?
– А где еще? – шофер мрачен и небрит. – Нет, если хочешь, можем хоть в чистом поле, но я предпочитаю есть горячее и спать в тепле, если возможность выпала.
Наконец ящик заколочен и погружен, документы аккуратно сложены в мой рюкзак, погода, дорога и груз обложены шофером не по одному разу. Можно ехать. Дэй запрыгивает в кузов и помогает влезть мне.
Двери закрываются. Следующая остановка – Перевал.
Трясясь в крытом брезентом кузове, красот дороги не увидишь. Разве что любоваться на убегающую назад полосу асфальта, но для этого надо откинуть брезентовый полог. Разговаривать тоже не хотелось. Впрочем, с Дэем можно просто молчать, завернувшись в одну плащ-палатку. Когда-то – вечность назад – мы могли валяться рядом на кровати, читая каждый свою книгу, или часами бродить по старым районам города, держась за руки. Машину равномерно потряхивает на выбоинах. Потом водитель сбрасывает скорость, слышится окрик охранника. Остановка. Стук в кузов.
– Вылезай, приехали!
…Не знаю, кто и когда назвал это место Перевалом. Может, так сокращали слова «перевалочная база». Когда-то это была большая охраняемая стоянка для дальнобойщиков. Со своей заправкой, небольшими магазинами и гостиницей. Теперь Перевал больше всего похож не то на передвижной цирк, не то на лагерь кочевого племени. Мест в гостинице давно уже не хватает для всех желающих, и вокруг нее лепятся палатки. В больших бочках сжигают мусор – на должном удалении от заправки, разумеется. Вокруг огня собираются люди – перекусить и поболтать. Кто-то спорит, кто-то негромко поет, кто-то уже откровенно клюет носом, не обращая внимания на шум и гам.
–…И когда ты решишь свернуть с этой трассы на проселок, вспомни: нет там никаких проселков. Только ответвления, но это широкие асфальтированные дороги.
– Ну к демонам твои проклятые проселки, – перебивает Дэя один из шоферов. – Мне завтра в рейс, между прочим.
Суеверный народ водители, я их понимаю.
– Могу про девушку на мосту рассказать, – меняет тему Дэй.
– Потом, – требуют из темноты, – ты про поворот закончи.
Шофер сплевывает в огонь и уходит ночевать в кабину.
– Если этот поворот все же увидел, то дави на газ, не вздумай остановиться. Даже просто посмотреть. И не дай боги увидеть, как там, за деревьями, свет фар мелькает.
– Так это что, призрачная машина? – ржет кто-то.
– Может, и так, – произносит Дэй, отстраненно глядя в пламя. – А может, это просто похоже на свет фар. Те, кто мог бы рассказать, вряд ли находятся в этом мире. Есть только пара счастливчиков, которых скорость да удача вывезли.
– Так это правда? – тот же парень, что спрашивал про машину.
– Люди говорят – правда.
– А, – разочарованно тянет любопытный. – Я-то думал, ты сам видел…
– Кое-что и сам видел, – тон Дэя меняется, совсем чуть-чуть, и надо хорошо его знать, чтоб заметить это.
– О, другой разговор!
– Было мне четырнадцать тогда. Так получилось, что пришлось заночевать в склепе. Паршивый такой городишко: заправка, магазин да мэрия. Начало осени, дождь, как будто на небесах все трубы прорвало. И, как назло, пустые карманы. А под крышу-то хочется. В общем, бродил я по улицам, пока темнеть не начало, и вышел к кладбищу. Думал, хоть к сторожу попрошусь. И тут облом – нету сторожа. И сторожка запертая стоит. А склеп там действительно красивый, хоть и старый. Статуи у входа, двери резные. И дыра в крыше, как раз просочиться. Ну я и спрыгнул…
– Страшно небось было?
– Страшновато, конечно. Я даже прощения попросил. Ну, положено так, когда в заброшках ночуешь. Выбрал угол посуше, залег, долго всякие шорохи слушал, да так и заснул. Просыпаюсь среди ночи, гроза прошла, сквозь дырявую крышу звезды светят. Поворачиваю голову. И вот тут, ребята, было бы сердце послабее, там бы и помер. Смотрит на меня лицо с провалами глаз. Пристально так. Сцапал камень, да ему в лоб, – Дэй выдержал паузу. – Зеркало. Но у меня так руки тряслись, что я из склепа вылез и остаток ночи по округе шатался. Потом мне, кстати, рассказали, что раньше действительно в изголовье покойнику зеркало ставили.
Ну, чтоб душа себя увидела и вспомнила, а не нечистью стала. А утром я свое отражение в витрине разглядел и понял: даже если там какие упыри были, все разбежались. После той ночевки мной не только живых, мертвых – и тех пугать можно было. Взрыв хохота.
– А еще знаешь?
– А как же. Про хранителя струн слышали? Мне один уличный музыкант рассказывал…
Истории у Дэя всегда разные. Люди любят страшные и красивые сказки умершего мира. Возможно, потому, что на смену им явилась не менее страшная явь. В истории, рассказанные Дэем, никогда не попадает ничего из нашего боевого опыта. Чистильщики… Боевая двойка. Боец и медик. Чуть ли не с первого года Ржавчины – а ведь шесть лет прошло. Кого-то из наших мы подбирали потерявшими разум, кто-то пропал без вести. А мы живы. То ли везение, то ли особый склад ума, позволяющий не пускать в себя безумие неисследованных территорий…
–…Кто-то говорит, что уличного музыканта случайно застрелил выбегающий из банка грабитель. Кто-то – что у него было слабое сердце, и однажды он просто упал на асфальт, выронив гитару. Но все сходятся в одном: иногда, когда идет дождь, в подворотне можно услышать тихую мелодию. Если пойти на звук, она станет громче и четче, но гитариста ты так и не увидишь. Если хватит смелости идти дальше, в абсолютно незнакомом дворе ты увидишь пустой гитарный кофр. Мелодия достигнет своего пика и смолкнет. В кофр нужно положить подношение. Монету, браслет, брелок от ключей, пластиковую зажигалку, шпильку – что угодно.